При обсуждении в Гор. думе "трамвайного вопроса" инженер Слатинцев сказал:
-- Я три недели уже здесь и не пойму, в чём тут дело?
Три недели -- небольшой срок. Я три месяца здесь и понял только теперь.
Я убеждён, что всякий свежий человек, в силу тех или иных обстоятельств очутившийся в Царицыне в роли "наблюдателя", первое время обязательно будет недоумевать, пожимать плечами и спрашивать:
-- В чём же тут дело, наконец?
Царицын -- город совершенно исключительный. Здесь не только свои нравы, но и своя логика, своя мораль и даже свой собственный язык!
"Чужому человеку", "со стороны", не найти в окружающих событиях никакого внутреннего смысла. Ему всё будет представляться бестолковым, ненужным сумбуром, и долго будет он беспомощно задавать один и тот же вопрос:
-- В чём тут дело?
Пока, наконец, не найдёт ключ ко всему -- и всё ему тогда станет ясно как день.
Я должен признаться откровенно: до царицынской сути дошёл не сам, мне помогли...
Вы ловили когда-нибудь рыбу на блесну?
Роскошь, что такое! По ту сторону Волги есть крутой песчаный обрыв. Когда стоишь высоко над самой водой и забрасываешь серебристую блесну, -- видно, как крупная хищная рыба стремительно кидается на добычу, точно острый кинжал блеснёт... А сердце так и остановится.
Я шёл со своим новым знакомым к песчаному обрыву. День выдался чудесный: настоящий золотой день поздней осени. Всё радовало: и ковёр золотых листьев под ногами, и бронзовые стволы опавших деревьев, и дрожащие нити паутины, и холодная Волга, покрытая туманной синевой.
До слёз хорошо!
Я смотрю на широкую типично русскую фигуру своего спутника, на открытое, простое, доброе лицо его, с такими живыми и умными глазами, и мне хочется сказать ему что-нибудь совсем "от души".
-- Ну как вы можете уезжать от такой роскоши, -- говорю я ему, -- неужели вас тянет в Москву, в Питер? Ведь там тоска! Ни неба нет, ни солнца нет... Остались бы!
-- Я бы остался, -- смеётся он, -- кабы всё время удить можно было.
-- А вы и удите.
Он задумался. Лицо у него стало серьёзное и грустное. И он сказал:
-- Вам хорошо. Вы -- свободный человек. Я должен работать. А здесь делать нечего.
-- Как делать нечего! Вы тут по всему фронту борьбу начали.
-- Ну, какая борьба! Здесь печать ни с чем бороться не может. Здесь всё основано на личностях. Такая борьба и скучная, и неинтересная, и слишком лёгкая, в конце концов. Вы долго здесь пробудете? -- спросил он меня.
-- Вероятно, до января.
-- Так вот сами увидите.
И он "для иллюстрации" начал рассказывать мне действительно удивительные истории про грошенковскую артель, про местную "прессу", про Заморёнова, про Думу. Тут же в первый раз услыхал я и про трамвайную станцию...
-- Вот и боритесь тут, -- улыбнулся он. -- Разъяснять им нечего, они всё прекрасно понимают. Но нет другого города, где бы так откровенно, так "по праву", без малейшего сознания всей мерзости этого люди бы всё переносили на личную почву, личную выгоду, личные счёты. Да нет, сами увидите.