Я нисколько не боюсь быть смешным, и ещё того меньше быть странным.
За неимением других, более подходящих слов и сам я часто употребляю "православие" для совершенно различных понятий, предполагая, что из общего смысла статьи всегда бывает ясно, в каком значении оно употребляется.
В применении к своему вероисповеданию я никогда не употребляю "православный" во избежание недоразумений... Очень хорошо понимаю, что православие есть не только вероисповедание, но нечто гораздо более широкое и неуловимое: сюда входят и быт, и многое другое, что можно и не принимать, оставаясь православным в вероисповедном смысле....
Под православием разумею Вселенскую Церковь в той её полноте, которая содержится в поместной исторической Церкви... Для меня не сливаются два понятия: православная Церковь и Вселенская Церковь. Последнее есть мистическое тело Христово, полнота уже данных откровений, хотя и не реализованных в мире. Православие я употребляю для обозначения тех вселенских начал, которые уже нашли себе вещественное выражение...
Никакой православной метафизики, кроме той, которая заключается в догматах, нет и пересмотр православной метафизики есть пересмотр догматов, а творчество в этой области есть творчество в области догматики.
Таким образом, реформировать православную метафизику -- это значит разобраться в том смешении исторического и вселенского , что в ней заключается...
Православная Церквовь там, где есть подлинно вселенское начало -- таинства... Конечно, представители "православного" элемента могут отлучить от Церкви реформаторов -- это другое дело, но сами реформаторы из-за этого исторического православия не могут уйти из той Церкви Христовой, которая стоит за ним...
Я жду новых откровений там, у Пречистой Его Чаши.
Я не хочу ни на минуту отойти от неё, веруя, что Он Сам, когда захочет, пошлёт нам Духа Утешителя, который наставит нас. Я считаю, что порывать с Церковью -- значит человеческим разумом определять сроки; прекращать благодатное общение и ждать -- я считаю искушением, вымогательством чуда. А потому и отталкивание от Церкви считаю не первым признаком новой жизни, а тем стихийным стремлением "отсечься", которое "новое религиозное сознание" превращает в "новое сектантство".
Наконец я начал нутром понимать, как много в подлинном христианстве пассивности, допущения, прощения, "принимания" -- и сколько силы в слабости! Для меня словно новая земля открылась, и так просто и светло на сердце!
Я кончил своего Антихриста и, кончив, понял, что, каковы бы ни были его литературные недостатки, я должен предать его гласности. Мне посчастливилось, и Ефимов согласен издать его. ...Я как сумасшедший люблю своего бедного урода, автора странных записок!
Я как к ребёнку-калеке мучительно привязан к своему Антихристу. Он до сих пор со мной -- в сердце моём, в душе моей, но уже совсем по-другому. Я "нянчаю" его, ухаживаю за ним, убаюкиваю его -- моего родного бесценного страдальца.
Всё это, кажется, глупо у меня выходит, но... и глупость -- это не всякому дано!
Я хочу написать свою исповедь... Я чувствую, что исповедаться мне необходимо, и именно публично...
Я решился на очень рискованный, но единственный пришедший мне в голову выход: я решил свою исповедь озаглавить "Записки странного человека".
С первого взгляда может показаться непонятным, в чём тут выход. Разве что-нибудь меняется от заглавия? Уверяю вас, очень даже меняется. И я уверен, что при таком заглавии мне никто не поверит, что я исповедуюсь .
В самом деле, что бы ни написал я, какую интимнейшую сторону, фактическую ли, психологическую ли, ни затронул, с какою бы точностью она ни соответствовала действительности, я знаю наперёд, что всякий читатель подумает: это он нарочно от своего имени пишет, это так себе, литературная форма, для живости, так сказать, рассказа.
Если же я, раз в жизни с действительной откровенностью, в этих "Записках" выложу всю грязь, всю путаницу, всю тьму своей души, мне никто не скажет, что ты, мол, мерзавец, а подумает: автор, должно быть, хороший человек, коли такого мерзавца сумел описать.
Если же, наоборот, я вздумаю рассказать о чём-нибудь хорошем в себе, я уверен, что этому хорошему все порадуются от души. Да и почему не порадоваться, когда в литературном типе найдутся положительные стороны? О герое "Записок" не подумают, как об авторе "Исповеди": прекраснодушничает, рисуется -- говорит, хочу каяться, а сам хвастается.
Итак, что невозможно для "Исповеди", то возможно для "Записок".
Одно только меня пугает, и так пугает, что я чуть-чуть даже из-за этого вовсе не отказался писать "Записки". Дело в том, что я как странный человек буду писать, конечно, странные вещи; но так как они в большинстве случаев будут далеко для меня не лестны, то, несомненно, пиши я "Исповедь", меня могли бы назвать каким угодно ругательным словом, но, во всяком случае, приняли бы всё за чистую монету.
Теперь же, в "Записках", все эти странности будут отнесены за счёт неумелости автора, усмотрят "стремление к эффектам", нарушение художественной правды и массу других преступлений -- словом, не поверят. Боюсь, что скажут: в действительности это невозможно, это выдумка. Не в самолюбии тут дело. Но каково это слушать человеку, который знает, что всё написанное им безусловная правда, и который готов ручаться за каждое написанное им слово...
Но другого выхода нет, и приходится пренебречь этим неудобством.
В дни моей юности, была мною написана книга "Антихрист". В этой книге я пытался показать дух антихриста, каким он рисовался мне в данный момент мирового развития. В этой книге мною ставился один общий духовный вопрос: можно ли узнать Христа, не пережив антихриста? Если бы я писал эту книгу теперь [1927], я многое не написал бы так, как тогда. Но это основное её положение я и теперь утверждал бы так же: нельзя узнать Христа, не пережив антихриста. В этом утверждении не заключается ничего идущего вразрез с учением Святой Церкви и святых отцов. Говоря так, я вовсе не разумел и не разумею, что для того, чтобы познать Господа Иисуса Христа, нужно обязательно отдаться во власть антихриста. Но в той или иной форме в зависимости от личности, воспитания, в зависимости от всей совокупности жизненных условий человека обязательно сей дух антихриста преградит ему путь ко Христу, и если не очистить внутренним своим борением себя от этого препятствующего Богопознанию духа, не может воссиять нам и истинный свет Христов. И не только в личной жизни постоянно встают препятствия для жизни во Христе, но дерзает враг Христа постоянно ставить свои страшные препятствия и на пути шествия самой Церкви. И Церковь не с чем иным борется на своём славном шествии, как всё с тем же препятствующим ей духом антихриста.
По мысли, выраженной в моей юношеской книжке, дух антихриста в разные эпохи меняется, ибо он как бы растёт, как бы зреет, дондеже явит себя миру в образе рождаемого зверя. А пока сроки и времена не исполнились, различные лики и образы его являются нам в жизни.
Свободное копирование
