"<Калуга,> 25 августа 1870 года
Друг Людя. Какой скверный день! Видел во сне, что мы -- ты, дети, я -- ссылаемся в Сибирь и сидим в остроге; встал с головной болью; потом -- плен Наполеона и, наконец, твое письмо от 21 августа.
Я объяснился с губернатором. Он представит меня в Новгород, с благоприятной аттестацией. Сегодня я пишу ему письмо с тем же существенным содержанием, как твои. Говорит, что и на словах и на письме аттестовал всегда хорошо. На словах, нынче с М. также говорил в мою пользу и вообще находит, что я держу себя осторожно.
Буду и через Смирнова, но он еще не приехал из Москвы. Я думаю, что этим ничего не испорчу; но если есть ходатайство,-- значит, и хорошая аттестация; а когда аттестация хороша -- нет дурной.
Нет ли недоразумения или чтобы удобнее отказать тебе? Не понимаю. А между тем и до неприятных известий я снова начал чувствовать подавленность и беспокойство, чего при тебе не было..."
"Калуга, 11 ноября 1870 года
Я справедливо могу возгордиться своими литературными заслугами, ибо "Русский вестник" в июле и, кажется, августе или сентябре 1870 очень усердно меня ругает. Если случится -- прочитай. Я оказываюсь нигилистом, чего я до сих пор не подозревал. Но я остался доволен статьей "Русского вестника", ибо она послужит мне для введения в статью о Писареве, которую я думаю приготовить для январской книжки...
...Получил из Саратовской губ. от неизвестной мне Аристовой хвалебное письмо за "Женское безделье". Сравнивает меня чуть не с Аполлоном Бельведерским..."
"Калуга, 25 ноября 1870 года
Друг Людя. Что это вы со мной сделали? За что этот подарок? У меня даже сжалось сердце... чем я вам отвечу? Отвечу, когда осуществится моя думушка. Есть ли надежда на перевод? Тверь, Новгород,-- только бы ближе и чтобы жить вместе. Только об этом и мечтаю. Напиши, ради бога. Крепко целую тебя..."
"Калуга, 28 ноября 1870 года
Друг Людя. Очень обрадовался твоему письму, потому что мой светлый период опять кончился. Захандрил. Надежда на перевод заколебалась. Ведь - я живу только этой надеждой! Потом я стал похварывать: все какое-то недомогание, то зубы, то глаз, то простуда.
Какой, в самом деле, лжец Благосветлов! Неужели ты так зависишь от него? Я могу еще зависеть, потому что меня не возьмут ни в один журнал; но для тебя открыта работа повсюду. Или нет этого повсюду? Я смотрю умиленно на Авдеева и Дудыщкина. Мне кажется, можно бы затеять журнал, только не замешивать в просьбе о разрешении имени Авдеева. Опять ушел год! Теперь поздно, и придется продолжать кабалу еще год, если только и на будущий что-нибудь выйдет.
В то время как, думая об Авдееве, я писал последнюю статью, он думал обо мне. Сегодня получил необычайного размера посылку с надписью: "Магаз. Черкесова, книги на 5 руб.". Конечно, я частью изумился, частью испугался. Оказалось in folio {в одну вторую бумажного листа.}, в прекрасном фиолетовом переплете, с тиснениями и с напечатанным: "Сочинения М. В. Авдеева". В книге нашел надпись автора, заявляющего мне свое уважение. Конечно, я обрадовался: не зная Авдеева лично, я люблю его за свежесть.
Поблагодари Михаила Васильевича и скажи ему, что, если он думал обо мне 20 ноября, когда сделал надпись, я в ответ ему думал о нем от 20 до 24 ноября, когда писал "О раздумье"!
Хотелось бы мне писать по поводу Авдеева, но удобно ли в "Деле", где он печатает? Лично я думаю, что это не важно, но что скажет Благосветлов, потому что писать на ветер мне бы не хотелось.
Если ты видишься с Благосветловым, спроси его. У нас, значит, пойдет ряд статей по женскому вопросу, ибо на январь я пишу по поводу Ожигиной ("Своим путем") и "Алины-Али"".
"Калуга, 17 декабря 1870 года
Ну я наконец-то доволен собой. Статья о Писареве, которую я посылаю сегодня,-- первая статья, после которой я могу сказать, что могу писать. Я бросил перчатку молодому поколению за Писарева. Вижу, какой поднимется вой. Я восстановляю равновесие; ну и не особенно мягко. Впрочем, чего же я спешу. Прочитаете и сами будете судить..."
"Калуга, 19 декабря 1870 года
...Настаивай энергично на журнале. Как это Евдокимов, имея перед глазами Благосветлова, не разобьет лоб, чтобы иметь подобную же выгоду! "Дело" в 1871 году пойдет лучше и все будет идти в гору. Еще осенью я писал тебе об этом. Эх вы! С 1871 года могло бы быть у нас свое дело. Теперь ничего не поделаешь, и с марта начинается расчет. Но какой же я могу быть собственник, когда у меня нет ни гроша. Я пошел бы охотнее в редакторы и в сотрудники, но, конечно, на более выгодных условиях, чем у Благосветлова. Если я не самообольщаюсь, то со статьей о Писареве (на январь и если пропустит цензура) я заберу силу. Это первая моя статья с отвагой. Пожалуйста, напиши мне, что ты слышала о моей деятельности за 70-й год. Хотя отзыв Авдеева. Это мне важно знать для того, чтобы определить, как держать себя в переговорах".
Свободное копирование
