"Калуга, 31 января 1870 года
Друг Людя. Что с Благосветловым, что он плачется? Уж не сходит ли с ума? У него нервы очень разбиты. Хотя у меня с Благосветловым порвалась прежняя нравственная связь, но если вы, господа, своими панегириками подливаете так усердно масло в огонь, да и компания "Недели" меня так пленяет, что я писал Гайдебурову, не надумается ли он расширить программу "Недели" и превратить ее с 1871 года в ежемесячный журнал. А нынешний год формировать состав сотрудников. Знаешь, что мне вчера сказали? Что, если из 1869 года отнять мои статьи, то в "Деле" читать нечего. Я не знал, как принять замечание -- за комплимент или нет? Впрочем, говорил человек прямой.
Я послал в "Дело" статью против Каткова. Узнай мнение Благосветлова и пойдет ли она в феврале?"
"Калуга, 6 марта 1870 года
Людя, голубчик. Ты говоришь, что я пишу казенные письма. Я не знаю, что со мной делается. Я не знаю, чепуха это или не чепуха, смешно или не смешно, но мне оттого не легче. Сердце болит и ноет, например, сегодня, с утра, какое-то боязливое щемление, просто скверно. Во мне постоянно борются два встречных процесса -- активный и пассивный. Первому я не могу дать воли, ибо я понимаю и свое положение, и... И вот напускаю я на себя пассивность и тогда начинаю мучиться. Но активность опять прорвется и позволяю себе говорить то, чего не следует, но что мне говорить позволяют. Ну какие тут писать письма? Сама ты это дело понимаешь. А вот ты бы доставила мне большое одолжение, если бы написала, какие вы делаете на мой счет предположения.
Только теперь разобрал, что ты пишешь не казенные, а неясные. Если бы я разобрал раньше, то, конечно, не так бы начал письмо. А теперь не взыщи. А впрочем,, это начало объяснит то, что было не ясно. Но, с другой стороны, ты меня не обижай. Зачем ты смеешься, что я летаю. Ты небось никогда не летала! Или я, может быть, стар! Вот в этом-то моя и беда! Тело износилось, впрочем, не совсем, а перцу еще много, и я лезу на стену. Что же это я в самом деле несу какую-то дичь. Кому это нужно знать?"
"Калуга, 17 апреля 1870 года
Милый дружок мой Людя. Что ты падаешь духом? Что за страхи? Ах, как бы славно, если бы мы были вместе. Я все надеюсь увидеть тебя скоро. Лично для меня это совершенно необходимо. Я чувствую в себе полнейшую нравственную пустоту, до того, что не могу работать, ибо мне нечего сказать. Какая разница с Вологдой! Но и я-то глуп. Надо читать. Книги -- лучшие друзья, когда нет налицо других".