Школа - 1

Школа

Узбекская средняя школа №24 на улице Краснооктябрьской, перед входом в которую бюст великого Сталина и надпись над входными дверями на узбекском языке «Хуш келибсиз» («Добро пожаловать») приветствовали учеников, располагалась сравнительно недалеко от нашего дна - достаточно было пробежаться сквером, потом, минуя «чайхану», наискосок до кинотеатра «Ала Тоо» и, перебежав улицу Сталина и поднявшись по тротуару мимо типографии ещё на один квартал по бульвару Дзержинского, свернуть налево. Следующая продольная улица, параллельная бульвару, была улицей Красного Октября, и здесь как раз и стояло двухэтажное стандартное здание школы. Я учился в этой школе с третьего по восьмой класс вместе со своим корешем Хомой, и класс наш был русскоязычным, резко отличавшимся от остальных классов, где преподавание велось на узбекском языке.

Не помню, однако, чтобы это как-то сказывалось на наших взаимоотношениях с узбекскими сверстниками, которые прекрасно говорили по-русски, и все школьники хорошо знали друг друга, а в школе царила благожелательная атмосфера повальной дружбы. Теперь, даже свирепый Токульдош перестал быть для нас опасной зоной, и я часто заглядывал туда по приглашению своих новых друзей. Меня сразу же начинали угощать крепким «настоящим» чаем, свежими лепёшками с курагой или изюмом, а иногда и пловом, самым вкусным из всех, какие мне довелось отведать в других местах, и в другое время. В нашем классе я встретил своего давнего знакомого и однофамильца Серёгу, сына синеглазой Клавдии из русской драмы. Он был выше меня ростом, и, вызывая его к доске, многие учителя говорили: «Ефремов номер один», а я был «номер два». Через год Клавдия была приглашена в труппу Ташкентского Русского драмтеатра, и я перестал быть «номер два».

Русские классы пользовались большой популярностью, и попасть туда было непросто, потому что некоторые дальновидные родители узбекских ребятишек неспроста старались «устроить» своих наследников в классы с «великим и могучим», и сын директора школы по фамилии Юнусходжаев, которого мы звали Саим, а также его двоюродные братья Абдуразаковы учились со мной в одном классе. Старший брат Саима Пазлик учился в одном классе с моим братом, Жоржем, Борой, Брутом и Кассием. В русскоязычных классах учились также и выходцы с Кавказа -чеченцы, лезгины, карачаевцы, ингуши, балкарцы, и другие, которых злая воля отца народов сорвала с родных мест и рассеяла по необозримым казахстанским и среднеазиатским просторам. Многонациональный состав школы, повидимому, и лежал в основе той крепкой дружбы, которая витала не только в коридорах нашей школы, но и за пределами её, где часто приходилось иметь далеко не дружелюбные контакты с представителями других районов города, и ребята из узбекской школы всегда приходили на помощь друг другу в трудных уличных ситуациях. Задумаешься поневоле, почему же много лет спустя кровавые межнациональные конфликты пошли гулять по стране после великой «перестройки»?

Учителя наши были настоящими профессионалами. С удовольствием вспоминаю нашего классного руководителя, учителя математики Владимира Пантелеймоновича Жилкина, бывшего боевого офицера Красной Армии, который в день Победы 9 мая появлялся в пиджаке, увешанном орденами и медалями. Математика была одним из самых моих любимых школьных предметов, благодаря именно ему, который часто устраивал нестандартные уроки с головоломками, загадками, занимательными задачами, развивавшими наше абстрактное мышление. Я замечал, с каким удовольствием он реагировал на различные варианты решения задач, а ряды пятёрок в моем табеле были самыми густыми именно в математическом «секторе».

Большой общей любовью пользовался и учитель географии Василий Иосифович Середа. Остроумный, всегда набитый незлобивыми шутками, лёгкой походкой он буквально «порхал» у доски с развешанной на ней огромной картой мира, рассказывал о материках и океанах, далёких странах и народах, животном и растительном мире, климате, да ещё с таким видом и выражением, как будто он только что вернулся оттуда. Его уроки «загадок», когда он предлагал совершить самое рациональное морское или сухопутное путешествие из одного конца земного шара в другой, сопровождались шутливыми загадками типа: «Где течёт река По которой ты не плавал?» или «Почему дядюшка Нил не испугался, когда его встретил крокодил?» Подражая любимому учителю, вскоре по школе поползли загадки типа: «что делал слон, когда пришёл НАПОЛЕон?» (правильный ответ «ел траву»), или с сексуальным подтекстом: «что делает мальчик, НАДЕВочки?» (правильный ответ «читает»).

Жена географа, худенькая востроносая и кареглазая, которую мы все звали «Нина», в четвёртом классе преподавала нам английский язык, из которого я долго потом вспоминал лишь «Katе takes a plate”, потому что в пятом классе она в школе уже не появлялась, а иностранный английский, по неизвестной причине, плавно перешёл в немецкий. Учительница немецкого, рыжеволосая, напудренная, средних лет энергичная дама, которую мы звали Эллочка, каким-то необъяснимым образом заставила меня полюбить её уроки, хотя язык этот считался в нашей среде «фашистским» и не пользовался успехом у послевоенных школьников. Эллочка требовала подражать её, как она говорила, «берлинскому» произношению, и основную часть уроков заставляла нас точно воспроизводить все её интонации, повторяя одну и ту же короткую фразу по нескольку раз. Четыре последующих года остались у меня в памяти, как непрерывное заучивание стихов Гейне и баллад Шиллера и Гёте.