В пятом же классе у нас внезапно начали преподавать язык «титульной» нации-киргизский, и учитель киргизского, робкий, явно не в своей учительской тарелке, человечек, осторожно, как-то не входил, а «вползал» в класс, и, озираясь по сторонам, спрашивал: «Стрельба есть?». Мы дружно кричали в ответ «Нет!», но стоило ему повернуться к доске, как сразу несколько туго свёрнутых в цилиндрик и согнутых пополам жгутов плотной бумаги, выпущенные маленькими резиновыми катапультами, которые мы растягивали между большим и указательным пальцами, впивались ему в спину. Учитель не обижался, считая, видимо, что это заурядный школьный приём, но долго потом не оборачивался к нам спиной и к доске вызывал только наших узбекских одноклассников, которые играючи справлялись с любым киргизским текстом. Не знаю, каким образом он определял знания этого языка другими учениками, но я у доски был всего один раз за весь год, бойко протарабанив заученные, на всякий случай, стихи, которые начинались с «Ой, ой кёпёлёк, кайда учасын коколёп. Кёнусонбу гюльдорге нечен сонун турлорун». Этот подвиг был отмечен пятёрками за все остальные четверти и, естественно, годовой итоговой пятёркой. Имя учителя было Малтабар, и мои узбекские одноклассники переводили это на русский, как «при помощи ворования много скота заимел». В шестом классе киргизский язык исчез, но не навсегда. Сорок лет спустя великая «перестройка» и повальная суверенизация бывших советских республик вернули его в школьные классы с заметно поредевшими русскоязычными учениками.
В нашем же классе той послевоенной поры было всего два этнических киргиза. Один был Усенов Нинел (прочувствуйте его дерзкое имя, восходящее, хоть и наоборот, к вождю мирового пролетариата!) Можно, правда, предположить, что родители Нинела непроизвольно заложили в его имени и его судьбу, противоположную непререкаемому обожествлённому вождю. Второй был Тыныстанов Далил, и все знали, что его отец был расстрелянный накануне войны «враг народа». Несмотря на это, Далила никто в классе не обижал, хотя он был робким, застенчивым, каким-то «зашуганным». Любого из нас встречала его широкая добродушная улыбка на круглом смуглом лице с раскосыми глазами. В наши любимые «тусовки» на переменах его никогда не задвигали в угол, чтобы потом дружно, скопом «давить масло», плотно уминая в угол попавшего туда. Но вот «вождь наоборот» Нинел очень часто попадал туда и долго приходил в себя после того, как «масло» из него было основательно выдавлено.
Подобное взрыву разоблачение «культа личности» великого Сталина, случившееся несколько лет спустя, привело к лавинообразной реабилитации бывших «врагов народа», а великая «перестройка» в конце века и повальная «суверенизация» бывших советских республик ознаменовались диким всплеском национализма, так, что улицы киргизской столицы, превратившейся из Фрунзе в Бишкек, зацвели именами киргизских национальных героев, среди которых на первом месте оказались пострадавшие «враги народа». Улица Краснооктябрьская, где стояла СШ №24, стала улицей имени Тыныстанова, но Далил в нашем классе никогда не мог предположить, что учится в школе, которая окажется на улице имени его отца.
Свободное копирование
