«В степи под Херсоном...

«В степи под Херсоном

высокие травы. В степи под Херсоном курган. Лежит под курганом, заросшим бурьяном, матрос Железняк, партизан». Мы сидим «на корточках» вдоль глинобитной стены «зарядного цеха», а из старенького «репродуктора», прикреплённого к центральному деревянному столбику, подпирающему лёгкую фанерную крышу, накрытую «толью», слышна эта песня о гибели славного Железняка, который так и не добрался до заветной Одессы. Хозяина этого «зарядного цеха» мы зовем Дябарик, что-то составное от «дядя + барик», но что такое «барик» не знает никто. Дябарик служит в «пожарке» «заряжающим»- он «заряжает» использованные на пожарах пенные огнетушители, наполняя пустые стеклянные «баллончики» какой-то жидкостью, известной только ему, и закрепляя эти баллончики внутри длинных металлических цилиндров, один конец которых запечатан сплошным днищем, а другой снабжён свинчивающейся «головкой» с двумя отверстиями-центральным и боковым. Через центральное отверстие пропущен металлический стержень с пружиной, расположенной под «головкой». Если перевернуть огнетушитель головкой вниз и крепенько прихлопнуть этим стержнем по земле или чему-то твёрдому, то стержень, проваливаясь внутрь огнетушителя, разобъёт стеклянный баллончик, и из бокового отверстия, как по волшебству, вырвется струя белой пены, которая мгновенно начинает поединок с бушующим пламенем. Я насмотрелся на эти поединки во время тренировок «бойцов», когда высокие столбы пламени от бензина, горящего в плоских квадратных металлических посудинах, быстро исчезали, поглощённые пенной струёй огнетушителя, которым ловко орудовал очередной «боец».

Дябарик красив-высокий плечистый статный атлет с чёрной, с проседью, кудрявой головой, темнокарими лукавыми глазами и прекрасной формы густыми, «как у Будённого», усами, он «расфасовывает» какой-то порошок, разделяя его на «порции», наполняет жидкостью баллончики, и нет-нет да и поворошит волосы кому-нибудь из нас. Заметно, что он любит наше общество и расспрашивает нас о «житье-бытье», добавляя, что его интересует не «битьё», а именно «бытьё». Песня о Железняке прервала его работу, и присев также «на корточки» рядом с нами, он достает тёмную небольшую трубку, не торопясь набивает её табаком из «кисета», украшенного сложной вышивкой, сноровисто высекает «кресалом» искры и раскуривает трубку от задымившего «трута». «Ить говорил же я ему, не жди, Толян, утра, давай-ка бросим бронепоезд, всё равно путь впереди разобран, и не жди утра, и не надейся на свои штыки и гранаты, а двинем сейчас, пока темно, да он не послушал, молодые мы были, горячие», внезапно говорит Дябарик. «Ить я, братцы мои, из казаков-пластунов, и в «империлистицкую», забавы ради, да и чтобы быть всегда «в готовности», по ночам сваливался в ихний «окоп» и мог «втихаря», не поднимая шума, свернуть шею одному, другому, третьему, а то и больше, никогда не считал. Вот и в ту ночь оставил я их и ушёл в одиночку, и делов-то было всего-ничего. А потом встречал кое-кого из ребят, так говорили, что Толяна и застрелил кто-то из питерских своих-в ссоре он был с имя». Глаза Дябарика смотрят мимо нас, куда-то вглубь, лукавство в них исчезает, и видно, что он уже довольно «пожилой» человек. Мы восхищённо рассматриваем задумавшегося Дябарика, а он, докурив свою трубку и тщательно прочистив её обрывком проволоки, встаёт и принимается за свою работу, а из «репродуктора» уже несётся: «Орлёнок, орлёнок, взлети выше солнца, и степи с высот огляди. Навеки умолкли весёлые хлопцы, в живых я остался один». В начале зимы Дябарик внезапно исчез. Говорили, что поздней ночью его увёз «чёрный ворон», а после такого люди исчезали навсегда, хотя Дябарик не походил на обычных людей и, вероятнее всего, не потерял своей «готовности».