Майори

11.МАЙОРИ

Маленький аккуратный курортный городок был расположен на берегу Рижского залива недалеко от Риги. Собственно говоря, вдоль пригородной железной дороги располагалась целая вереница курортных поселков: Булдури, Дзинтари, Майори, Кемери и т. д.

Чем-то Майори напоминал мне далекий Рай Бич. Очень похожие ухоженные деревянные домики. Даже обшиты досками они не как в России, а как в Рай Биче. Подстриженные живые изгороди, чистые тротуары, выложенные плиткой. Кругом цветы, кусты роз. Чувствовалась культура быта, очень похожая на американскую. Имелись отличия: нет бьющего в глаза американского размаха, разноцветья ярких красок, роскошных неоновых витрин, моря продуктов и товаров. Все было миниатюрное, камерное. Даже холодное серенькое сдержанное Балтийское море подчеркивало эту скромность. Море какое-то другое. Не было сильных приливов-отливов. Зато можно было идти долго-долго от берега в глубь моря по песчаному дну, и глубина моря еле достигала колен, так было мелко. Да и вода почти не соленая, как в реке. Песок мелкий, белый, а не желтый, как в Рай Биче. То ли там такой природный цвет песка, то ли его окрашивало яростное солнце побережья Атлантики.

Здесь природа была скромнее, печальнее, глубже, с большим количеством полутонов и оттенков. Яркое солнце выжигает многообразие оттенков. Красоты ярких пламенных тропических закатов ошеломляют, но, в общем, они примитивны, как проспекты путешествий, которые рекламируют эти самые красоты.

Здесь же торжествовали не кричащие голубые и зеленые краски, а пастельные, жемчужно-серые. Небо часто укутывалось прозрачными перламутровыми длинными облаками, было хмурое и дождливое. А в солнечную погоду – все равно холодное, чуть голубоватое. Кое-где по белым песчаным дюнам к самому морю спускаются вереницей сосны. В лесу росла крупная черника.

Все выглядело очень красиво; чувствовалось, что красота и порядок - "пунктик" местного населения. У нас на курортах тоже бывает красиво, но порядок поддерживается с большим напряжением: везде надписи: «по газонам не ходить», «не мусорить». Чище бывает не там, где убирают мусор, а там, где не мусорят! Даже большое количество отдыхающих, приехавших из России, не очень портило порядок на Рижском взморье.

У меня остались теплые воспоминания об уютных маленьких кафе с запахом кофе и сладкими булочками с орехами, тмином, кремом. Мороженое, сбитые сливки, нежный сыр. Когда мы ходили на пляж, то часто, забегали в эти кафе (естественно, у кого были деньги). Так же вкусно кормили в буфетах, которые мы посещали, когда ходили в кино. Правда, с латышами мне общаться не приходилось. Вокруг я слышал только русскую речь. В Москве мы тоже покупали прекрасные свежие пирожные. Я любил «эклер», «картошку», «наполеон», «корзиночки». Вкус у них был отменный, но одинаковый, по ГОСТу, в каком магазине ни купи. Так же было и в Рай Биче. А вот в Майори булочки, наверно, выпекались в небольших количествах в маленьких пекарнях при кафе. Поэтому вкус был немножко другой, что очень соблазнительно: хотелось попробовать и сравнить.

На пляже в песке попадался янтарь. Я даже как-то нашел маленький кусочек янтаря, но не на пляже, а в песке у железной дороги, где, несмотря на строгий запрет, ребята играли в разведчиков.

Мы жили в большом деревянном доме с башенками. Он был двухэтажный, а если считать и башенки, то трехэтажный. Дом похож на средневековый замок, только деревянный. На первом этаже располагался просторный холл, где стояла радиола. Здесь мы слушали радио, крутили пластинки, играли в шахматы. Детей в лагере было совсем немного, не то что в Мещерино. Мы иногда ездили на экскурсию в Ригу, Дзинтари, где находился ботанический сад. В саду запомнились голубые ели, вообще-то, они были не голубые, а темно-зеленые, почти черные, а вот концы веток были действительно светло-голубые. Вид – просто сказочный! Рядом росли большие агавы и даже бананы (в теплицах, только они не плодоносили). Пляж оказался точно таким же, как в Майори.

Несколько раз я видел на море большие волны, когда дул сильный ветер. Густые облака спустились почти к самой кромке моря. Они больше напоминали клочья серой ваты, чем битву богов с титанами, как в небесах над Атлантикой. Волны были свинцово-зеленоватого цвета, с белыми гребешками. Даже в самый разгул стихии они совсем не страшные. А я в своей жизни уже видел столько страшных бурь!

Таким мне запомнилось это лето 1950 года, кофейно-молочное, сосново-черничное; в деревянном средневековом замке с цветными, похожими на витражи стеклами на верандах. С холодным, в меру ласковым морем.

Это была часть нашей страны, одна из республик СССР. Я не знал тогда, что в то самое время по лесам Латвии, Литвы и Эстонии тогда еще ходили «лесные братья». Они, казалось безнадежно, боролись за свой кофейно-молочный рай, который до прихода советского солдата был, по-видимому, ещё «кофейней» и «молочней». Их расстреливали и ссылали в Сибирь. Прибалтийских крестьян сломали с помощью русских крестьян, которых, в свою очередь, за двадцать лет до того сломали руками русских рабочих. Я этого тогда еще не знал. Я читал роман Вилиса Лациса о становлении Советской власти в Латвии. Теперь - Латвия независимое государство, свою независимость она не завоевала. Ей свободу просто подарили русские. Попутно, разваливая СССР. Говорят, латыши ненавидят русских (в том числе и тех, которые живут сегодня в Латвии) за притеснения, которые чинились при советской власти… А зря, русские пострадали больше латышей от «прошлой» системы… Америка далеко, Европа занята собой и, к тому же, очень рациональна - не любит "не просчитанного риска", а Россия – сосед. Нельзя держать зла на сильного соседа. Себе дороже… В будущем!

Однажды руководство лагеря пригласило в "гости к пионерам", как нам об этом сообщили, знаменитого детского поэта Самуила Маршака. Он провёл очень живую и интересную беседу, читал стихи, пионеры тоже читали его стихи. На прощанье он сфотографировался с нами. Я из скромности в кадр не стремился, теперь понимаю, что напрасно. Но снимок у меня сохранился.

На следующее лето меня опять отправили в лагерь на Рижское море. Теперь он находился уже в другом месте поселка. На довольно большой территории располагались несколько одноэтажных домиков. В каждом из них жил отряд. Жизнь была очень похожа на мещеринскую: с линейками, футболом, кружками, кострами, спортивными соревнованиями.

Мои впечатления о Майори в этом году ничего не добавили нового, а только укрепили впечатления прошлого года.

Осталась в памяти одна лагерная история. Была у нас пионервожатая одного из отрядов, голубоглазая девушка лет двадцати по имени Марина. Как-то раз, гуляя по лесу, я увидел Марину, стоящую за густыми кустами с каким-то высоким парнем. Они тихо о чем-то разговаривали. В парне я узнал заместителя старшего пионервожатого. У Марины было печальное, отрешенное выражение лица. Потом она повернулась и медленно пошла в сторону лагеря. Саша, так звали парня, постоял, сорвал травинку, и, держа ее в зубах, покусывая, пошел в другую сторону. Саша был веселый парень, футболист и танцор. За ужином я рассказал о лесной встрече своему товарищу. «Да ты что, разве на знаешь, весь лагерь говорит, что Марина, как кошка, влюбилась в Сашку и бегает за ним. А Сашке наплевать, он в футбол играет. Все обсуждают, чем это все кончится»,- сообщил мне товарищ и добавил о некоторых соображениях по поводу того, чем все может кончиться, сказав, что это не его предположение, просто об этом все говорят. Мне стало очень неприятно. За себя, потому что я невольно подсмотрел сцену тайного, как мне показалось, свидания. За Марину, которая, наверное, умерла бы от стыда узнав, что весь лагерь обсуждает ее личные отношения с Сашей. За Сашу, что он такой дурак – Марина была красивая и хорошая девушка, - естественно, на мой взгляд. Она была худенькая, тоненькая. Как былинка, со вздернутым носиком, кукольным личиком и шапкой густых светлых волос. Сквозь белую прозрачную кожу просвечивались голубые сосуды, на виске и кистях. Откуда об этой истории знает весь лагерь? Наверное, Саша проболтался, или Марина доверила свою тайну какой-нибудь лучшей подружке, а, как известно, лучшие подружки иногда очень болтливы!