За годы моей работы в ИИЕиТе прошло несколько конгрессов Союза истории и философии науки, но никто меня на них и не думал звать. То была прерогатива институтской элиты. Единственный раз в жизни я попал на конгресс этого Союза уже из США по договоренности с МАСом. Конгресс состоялся в Мехико летом 2001 г. и был ознаменован для меня как досадными, так и приятными фактами.
Досадной была яростная и беспочвенная атака со стороны моего бывшего московского коллеги по ИИЕиТу Володи Кирсанова (1936-2007) -- должностного лица (офицера) Союза. Я всегда знал, что в глубине души он меня терпеть не может, а тут его вдруг прорвало. Заметив в моих руках бюллетень для голосования, он призвал Генерального секретаря Союза с категорическим требованием лишить меня права голоса и выдворить из зала заседаний, поскольку выборы (выбирали место будущего съезда 2005 г.: Пекин или Будапешт) -- мероприятие закрытое. В недоумевающем молчании трех-четырех русских Генеральный секретарь Союза -- бельгиец, профессор Хёло -- объяснил Володе, что я тут по праву не как представитель России или США, а как посланец дружественной международной организации -- Астрономического союза.
Мне было больно и стыдно за неприличную выходку бывшего коллеги; мы работали в одном и том же секторе ИИЕиТа и никогда прилюдно не конфликтовали. Русские свидетели злосчастной сцены потом подходили и с глазу на глаз отмежевывались от Володиной эскапады. Пусть земля ему будет пухом, Володя безвременно ушел из жизни от скоротечного рака.
С профессором Хёло из бельгийского Льежа у нас всегда было нормальное взаимопонимание. Он предложил грант и вытащил меня на симпозиум в Брюссель, откуда мы с Ксюшей ездили в Антверпен, Брюгге, Кельн и Аахен, Люксембург, Париж. Он же подписывал договор с Генеральным секретарем МАСа Хансом Рикманом о порядке выборов Президента Комиссии по истории астрономии.
Как-то за ужином в Брюсселе Хёло воспользовался случаем расспросить меня, кем на самом деле был властолюбивый Ашот Тигранович Григорян (я о нем уже много написал ранее) -- бывший Президент Союза и мистическая загадка для иностранных умов, не способных понять тайные пружины советской действительности в эпоху "холодной войны".
В Мехико я был вдвоем с Мишей. К числу позитивных событий за время конгресса относятся посещения вдали от города древних пирамид, раскопок доколумбовой столицы ацтеков, богатейшего этнографического музея, скульптур столичного парка, картинной галереи современного искусства и, конечно, дома-музея в богатом районе Койоакан, где жил и был убит ледорубом Лев Троцкий. Попутно мы зашли рядом и в дом-музей известной мексиканской художницы Фриды Кало (по-испански Magdalena Carmen Frida Kahlo y CalderСn), друг которой -- великий мексиканский художник-монументалист Давид Сикейрос -- был первым, покушавшимся на Троцкого.
В Мехико я последний раз встретил замечательного друга из Вильнюса Иозаса (Броневича) Крикштопайтиса -- одного из ведущих литовских историков физики. Мы дружили с ним много лет еще с московских времен. Я организовывал его банкет после защиты докторской диссертации в ресторане "У Маргариты" подле нашего дома в Гагаринском переулке. (Потом по моде новых русских этот ресторан был переименован в "Империал"). В музеи Троцкого и Кало мы с Иозасом ездили вместе. Мишуня помог ему в банке справиться с неработающей кредитной картой.
Заняв в 2000 г. в Манчестере пост вице-президента Комиссии по истории астрономии МАСа, а потом -- со съезда в Сиднее 2003 г. -- ее Президента, я озаботился несколькими крупными задачами. Расскажу о них по порядку.
Свободное копирование
