Тем не менее, многоопытный декан Физфака В.С.Фурсов не собирался сдаваться. Он вызвал к себе директора ГАИШа Д.Я.Мартынова и строго указал ему. Первое (пряник): Физфак согласится на отделение и получение самостоятельности советом ГАИШа (зачем им нужна эта постоянная головная боль). Второе (кнут): дело Гурштейна должно быть закрыто с честью для Физфака. Физфак не утвердил защиту, поскольку в ней были допущены какие-нибудь нарушения. Найдите и сообщите мне об этих нарушениях, иначе пеняйте на себя. Мартынов поручение декана Фурсова добросовестно исполнил. Разглашение замысла -- предательство по отношению ГАИШу -- было не в интересах директора, и он молчал.
Была проделана огромная работа по подготовке совместного заседания двух советов. Оно должно было состояться в конце рутинного заседания совета Физфака (его членам не надо было собираться дополнительно). А членам совета ГАИШа надо было приезжать специально, да и еще и на чужую, малоуютную для них территорию. Им напоминали, их уговаривали, некоторых даже привозили на такси. В ГАИШе, можно сказать, работал авральный координационный штаб.
Утром в день заседания в этом штабе случайно узнали, что член обоих советов проф. Б.В.Кукаркин (таких членов обоих советов было четверо) не собирается идти на него. Это было верным знаком грядущей беды. Бывший директор ГАИШа, партийный функционер с огромным стажем, член партбюро МГУ на правах райкома, бывший вице-президент Международного Астрономического Союза, любвеобильный профессор Борис Васильевич Кукаркин (1909-1977) был человеком искушеннейшим и опытнейшим. Ежели уж он не собирался на заседание, то наверняка знал, что там должно произойти нечто несусветное, в чем он никак не желал быть замешан.
Оперативный штаб нашел подходящего честного человека, который был близок к Кукаркину, и сумел выведать замысел, который был готов к реализации. За считанные часы до начала сражения штаб сумел изыскать противоядие, о котором не ведал директор ГАИШа Д.Я.Мартынов. Ведь он-то, действуя в угоду своему начальнику, декану Фурсову, вопреки интересам ГАИШа, держал все задуманное в глубокой тайне. Кукаркин, не отдавая себе в этом отчета, тайну Д.Я.Мартынова продал ни за понюх табака. Вот она "святая простота".
Итак, большинство членов ученого совета ГАИШа нехотя прибыли на Физфак. Естественно, их унизили, заставив битых два часа выслушивать текущие дела Физфака. Наконец, дошло до последнего пункта повестки. Есть тут у нас одно мелкое дельце, объявил В.С.Фурсов, и предоставил слово ученому секретарю совета. Да, сказал тот, мы не утвердили одну из диссертаций, защищенных в ГАИШе. Из-за чего весь этот сыр-бор? Почему мы ее не утвердили? Да просто потому, что при защите имели место процедурные нарушения. Соискатель был очным аспирантом МИИГАиКа -- учебного заведения, которое не имеет права приема к защите диссертаций на соискание ученой степени кандидата физико-математических наук (там есть только технические науки). А экзамен по специальности кандидатского минимума был сдан именно там. Это и есть нарушение. Предложение: соискателю пересдать экзамен кандидатского минимума у нас на Физфаке, после чего у нас же провести повторную защиту. Ничего не скажешь, коварный замысел Мартынова был хорошо продуман.
Члены совета ГАИШа прятали друг от друга глаза, словно оплеванные с ног до головы. В гробовом молчании слово для справки тихо взял ученый секретарь ГАИШа, тогда Вилен Валентинович Нестеров (1935-2000), мы с ним долго работали в одной комнате. Надо было обладать мужеством Вилена, чтобы выступить против своего непосредственного начальника -- директора ГАИШа (хотя Вилен официально не был ни во что посвящен и как бы -- юридически -- не знал воли Мартынова, который тайно все это придумал). Научным руководителем Вилена по кандидатской диссертации был тот же В.В.Подобед, и Вилен был активным членом того самого оперативного штаба, который продумывал каждый ход в шахматной партии против ненавистного самодура-Физфака.
Все доложенное здесь, сказал ученый секретарь ГАИШа, либо неточно, либо ошибочно. Не думаете же вы на самом деле, что мы в ГАИШе не знакомы с требованиями и инструкциями ВАКа? Программа экзамена кандидатского минимума, о котором речь, в соответствии с требованиями ВАКа была утверждена на заседании кафедры астрометрии ГАИШа, и Вилен потряс перед носом красного как вареный рак Фурсова подлинным протоколом заседания (его успели найти в архиве). Комиссия по приему этого экзамена тоже была смешанной: часть ее была из МИИГАиКа, а часть -- из ГАИШа (демонстрация еще одного подлинного документа). Так что ни о каких нарушениях процедуры со стороны ГАИШа речи нет. Все формальности были строго соблюдены.
Началась баталия, образно говоря, словно на известной картине битва русских с печенегами. В прениях выступило множество народа из обоих советов. Действо длилось еще более двух часов. От лица Физфака выступали только сторонники жесткой линии, которые требовали повторной защиты на Физфаке: "Уж мы-то разберемся, что к чему". Члены совета ГАИШа требовали, как предписал ВАК, прямо сейчас провести тайное голосование по утверждению защиты. Но решение о тайном голосовании нуждалось в открытом голосовании по этой процедуре. Было ясно, что при открытом голосовании ни один из членов каждого совета не пойдет против своих, и исход открытого голосования при таком раскладе сил оставался абсолютно неясным. Поэтому ни одна сторона не решалась форсировать открытое голосование по вопросу о тайном голосовании, и дебатам не было конца. Наиболее ярко от лица ГАИШа выступили И.С.Шкловский и С.Б.Пикельнер (1921-1975).
Иосиф Самуилович Шкловский выступал в своей коронной манере -- горячо, недипломатично и хлестко. Десятилетия назад, воскликнул он, на Физфаке отменили курс общей астрономии. Выросло несколько поколений университетских физиков, которые представления не имеют об астрономии. Вот они перед нами. Я не удивлюсь, если вскоре из недр Физфака выползут представления о геоцетрической системе мира как во времена Птолемея. Сказано было сильно и здорово, но голосов, думаю, такой вызывающий тон мне не прибавил.
Соломон Борисович Пикельнер не зря был душой "Астрономического журнала". Будучи астрофизиком, он кратко и ярко охарактеризовал суть моей астрометрической работы. Он привел сравнение с бегуном. Середняк пробежит стометровку за 10,1 секунды. Выдающийся бегун за 10. А чтобы стать чемпионом мира надо бороться за каждую сотую долю секунды. Чем ближе к пределу достижимого, тем сложнее эта борьба.
Астрометрия, говорил Пикельнер, это борьба за достижение максимально возможной точности угловых измерений на небесной сфере. Она требует рафинированных новых подходов. В экспериментальном исследовании таких подходов и заключена суть работы соискателя.
На исходе второго часа прений шулер Фурсов вытащил из колоды крапленую карту. Он пригласил выступить престарелого члена-корреспондента Академии наук (насколько помню, единственного тогда члена-корреспондента на факультете) физика Александра Саввича Предводителева (1891-1973). В мрачный период с 1937 по 1946 гг. (обратите внимание на даты) Предводителев был деканом Физфака. В годы строительства комплекса МГУ на Ленинских горах он был председателем Центральной комиссии по строительству и оборудованию новых корпусов. Патриарх Физического факультета!
Среди многих он слыл негласным вождем партии физфаковских ретроградов. Фурсов был непоколебимо уверен, что Предводителев даст сейчас астрономам прикурить. Мнение вождя сторонников жесткой линии расставит все по своим местам. Это был запретный удар ниже пояса. Но произошло неслыханное.
Дело в том, что оперативный штаб в ГАИШе был действительно хорош и отлично видел свои задачи. Просчитать удар со стороны Предводителева было нехитро. Но у того была своя ахиллесова пята. Член-корреспондент А.С.Предводителев (теплотехник) всю жизнь тщетно мечтал стать академиком и почему-то был глубоко уверен, что его серьезным сторонником на этом тернистом пути является ракетостроитель академик С.П.Королев. К Александру Саввичу заранее подослали парламентера с объяснениями: так, мол, и так, человек, о котором речь, работает у Королева, и Королеву будет крайне неприятно, если его сотрудника бесславно и несправедливо зарежут на Физфаке. Тогда ку-ку Ваше академическое звание. Предводителев оказался перед неразрешимой дилеммой: что делать? Но этого на Физфаке никто не знал.
По просьбе действующего декана Фурсова бывший декан Предводителев приподнялся на подагрических ногах и промямлил что-то совершенно несусветное, завершив краткое выступление тирадой о том, что это сложное дело надо разрешить "по совести и по справедливости". Присутствующих взяла оторопь, можно сказать, они потеряли дар речи: после в общей сложности четырех часов словопрений Физфак надломился. Стало ясно, что что-то здесь нечисто. Сначала ВАК принял необычное решение, теперь вот Предводителев вместо жесткого "держать и не пущать" позиционирует себя отступником веры.
Спросили меня: готов ли я на повторную защиту на Физфаке? Как было условлено заранее, я тихим голосом категорически отказался. Я ответил, что не могу оскорбить достоинство Ученого совета ГАИШа, который голосовал за меня единогласно. В этих обстоятельствах я уважаю совет Физфака, но выступать здесь не имею морального права.
Без открытого голосования, по предложению декана Фурсова решили: провести еще одно совместное заседание двух советов. Поручить члену обоих советов, астрометристу-профессору К.А.Куликову ("дяде Косте") доложить работу Гурштейна и тогда провести по ней тайное голосование: утверждать или не утверждать. Это было предвестие победы, поскольку при отрицательном голосовании вновь вставал вопрос, что сторонний докладчик не точно отразил суть исследования. Если после моего выступления любой был вправе заявить, что он не удовлетворен, то после выступления Куликова это не годилось: опять надо было начинать все сначала и требовать моего выступления. А это дело уже изрядно набило всем оскомину.
Есть правило у воров: если план с первого раза не вытанцовывается, от него следует отказываться. Так и тут. Кто знает, Фурсов мог думать, что недолго допрыгаться и до неприятностей. Получившегося афронта он не предусматривал. В тылу маячил замятый дурацкий факт с неутверждением сразу десятка диссертаций.
Свободное копирование
