Первое время жизнь моя на королевском предприятии оказалась вольготной. В отличие от остальных сотрудников, я мог войти и выйти оттуда в любое время безо всяких предписаний начальства. Сидел я преимущественно в ГАИШе, изучая топографию Луны и вообще всего, что касалось лунных исследований. В Подлипки наезжал за зарплатой или чтобы сообщить ответы на заданные мне ранее вопросы. Зарплата в 140 рублей после 83 рублей стипендии казалась шиком. Защита диссертации в ГАИШе прошла без сучка и задоринки. Оставалось, чтобы результаты единогласной защиты в ГАИШе утвердил совет высшей инстанции. Тогда процедура защиты в МГУ была двухступенчатой. Над Ученым советом ГАИШа нависал Ученый совет Физического факультета МГУ -- в ту пору самого агрессивно-антисемитского факультета университета (бессменный декан на протяжении 1954-1989 гг. В.С.Фурсов; 1910-1998). Тут-то и случилось то самое, о чем с тоской заблаговременно размышлял предусмотрительный В.В.Подобед.
За одно заседание не чаще раза в месяц совет Физфака утверждал в среднем порядка 25 кандидатских диссертаций, поступавших из нескольких советов низшей инстанции. На этот раз члены совета факультета по каким-то неведомым причинам повздорили со своим председателем и в отместку тому завалили добрую половину работ, в том числе и мою. Ко мне, как вы понимаете, пока это не имело прямого отношения.
Председатель совета -- декан Василий Степанович Фурсов -- был не лыком шит, а совсем наоборот по административной части немеряно опытен. Узнав о завале многих работ, он запретил председателю счетной комиссии появляться в зале с объявлением результатов голосования. После часов бесплодных ожиданий члены совета разбрелись кто куда. Тогда Фурсов вызвал в зал председателя счетной комиссии и -- в связи с отсутствием кворума при утверждении результатов голосования -- объявил таковые результаты недействительными. Как будто не было вовсе такого дикого голосования, и концы в воду!
После этого прискорбного случая В.С.Фурсов воспользовался наимощнейшим рычагом давления на членов совета. Он собрал партийную группу совета, т.е. тот же самый совет, но под другой вывеской и повязанный нерушимой партийной дисциплиной. Он не без основания обвинил членов совета в том, что те позорят факультет, и добился обязательного к исполнению партийного решения о прекращении подобного бесчинства.
Через месяц совет рассматривал утверждение уже около 50 кандидатских диссертаций. Никому и в голову не могла придти глупость рассматривать их по существу. Секретарь зачитывал анкетные данные соискателя, название диссертации и результаты голосования на совете низшей инстанции. Голосование шло общим списком.
Следует подчеркнуть, что соискатели с еврейскими фамилиями на совете Физфака вообще не возникали. Нравы Физфака были по Москве широко известны. Соискатели с указанными недостатками предпочитали для защиты иные места, поскольку выбор для физиков в Москве, особенно в институтах Академии наук, был богат. Но тесный мирок астрономов в несколько сотен раз меньше мира физиков. В области астрономии для защиты диссертации в Москве существовал один-единственный совет -- совет ГАИШа. Он-то время от времени и предоставлял Физфаку возможность отвести душеньку. Именно это и свершилось при повторном утверждении моей кандидатской диссертации. Были утверждены все работы, кроме одной -- работы Гурштейна. Решение было окончательным и обжалованию на Физфаке не подлежало. Для меня это был крах всех надежд на лучшее будущее.
Надо отдать должное моим покровителям в ГАИШе -- Подобеду и Липскому. Они составили вежливое, но решительное письмо в Высшую Аттестационную Комиссию (ВАК). ВАК -- правительственный орган по аттестации научных и учебных кадров. Он был -- и остается -- высшей инстанцией в стране по всем вопросам, связанным с присвоением ученых степеней и званий во всех научных дисциплинах. Выше ВАКа в стране апеллировать не к кому.
Лейтмотив письма ГАИШа в ВАК был предельно прост. Совет ГАИШа составлен из исключительно компетентных астрономов, включая двух академиков (В.Г.Фесенков и трижды Герой Социалистического труда, один из крестных отцов советской водородной бомбы Я.Б.Зельдович). На Физфаке нет ни академиков, ни астрономов. Как же может быть, что некомпетентные физики без обсуждения отвергают единогласное решение компетентных астрономов? Письмо подписали почти все члены совета ГАИШа, включая академиков Фесенкова и Зельдовича. Заключительный аккорд письма: просьба отделить совет ГАИШа от совета Физфака и предоставить ему самостоятельность в решениях по диссертациям. Но опытным людям было изначально ясно, что такое письмо само по себе не возымеет действия в ВАКе. В.В.Подобед твердил: Саша, ищите подходы к ВАКу.
Свободное копирование
