Напасти подкрались внезапно перед самым окончанием аспирантуры. Ректор МИИГАиКа профессор Петр Сергеевич Закатов иногда злоупотреблял крепкими напитками. Лечился, не помогало. Поэтому на всех выпивках его стерегли специально отобранные для этой цели доверенные люди. Если он напивался без меры, его без шума тихонько доставляли домой. А тут из-за разгильдяйства не уберегли. Понадеялись друг на друга. По выходе из ресторана "Прага" он упал и заснул головой в сугробе. Швейцар вызвал милицию. Проснулся в вытрезвителе. Не фасон для ректора столичного ВУЗа.
Через короткое время ВУЗ получил нового ректора: молодого секретаря парткома Василия Дмитриевича Большакова (1927--1988). Мы с ним давненько знали друг друга, и он меня всем нутром не переваривал. (Примирились мы с ним через десятилетия). Проходит несколько дней, знакомые спрашивают: "Читал приказ?"
На стенке рядовой приказ про всякую всячину. Пункт третий: "Аспиранту третьего года очного обучения Гурштейну А.А. снизить стипендию с 83 рублей до 78 рублей как неимеющему двух лет производственного стажа". Хорошенькое дельце! На 5 рублей разницы под конец аспирантуры можно и наплевать, да только ежику ясно, что если у меня нет двух лет производственного стажа, то старый ректор зачислил меня в аспирантуру незаконно, а стало быть следующим приказом можно вскрыть это нарушение, а меня отчислить.
По трудовой книжке я не доработал в ГАИШе до двух лет нескольких дней. Что делать, как выходить из положения? Тут я сообразил, что летом после окончания Института два месяца проработал по временному трудовому соглашению в МИИГАиКе же руководителем производственной студенческой практики. Где, кстати, и познакомился с Большаковым, уже тогда секретарем парткома, и где он меня за излишнюю самостоятельность и невзлюбил. Можно ли работу по временному трудовому соглашению, не внесенную в трудовую книжку, которой у меня тогда еще попросту не было, засчитывать в трудовой стаж?
Не имей сто рублей, имей сто друзей. Жена Юрия Ивановича Продана -- Анна Петровна -- сотрудница канцелярии Министерства общего и среднего специального образования, к которому принадлежал МИИГАиК, дала консультацию. Она твердо говорит, работу по трудовому соглашению засчитать в стаж можно, и даже обещает дать справку при условии, что я напишу в Министерство запрос с приложением справки о летней работе.
Я иноходью поскакал в свою бухгалтерию, понимая, что, запроси они Большакова, не видать мне подобной справки, как своих ушей. Прикинулся веником, говорю, мне для домоуправления требуется справка о заработке летом 1959 г. Мне ее и настрочили. Написал запрос в Министерство, получил бумагу с печатью за подписью начальника канцелярии Войленко: такая работа в общий трудовой стаж засчитывается. Пишу докладную Большакову -- не по делу Вы у меня отбираете 5 рублей стипендии. Назавтра тот же приказ на стене, только пункта обо мне словно бы никогда и не было. Исчез, как корова языком слизнула.
Но такое свободолюбие мне, конечно, не прошло даром. Дело идет к распределению на работу после аспирантуры. Вызывает Большаков, говорит открытым текстом. Место в Институте есть, но только, как бы ты ни рыпался, я тебя в Институте не оставлю. Оставлю Юру Плахова.
С формальной точки зрения это был вопиющий бандитизм. Мы с Юрием Васильевичем Плаховым поступали в очную аспирантуру вместе. Моя диссертация написана и представлена к защите. Он ничего еще не написал, и конца-края его работе даже не видно. Я -- коренной москвич, он -- иногородний без московской прописки. У меня все права налицо, у него ровным счетом никаких прав нет. О чем может быть речь?
Но Большаков предупредил: найдешь работу, где хочешь, я тебя туда мирно направлю. Станешь качать права -- жестоко пожалеешь. Я его, Большакова, вовсе не боялся, только разве в таких условиях можно будет нормально работать. Так мечта о преподавании в МИИГАиКе в одночасье лопнула.
Я вовсе не хочу сказать, что В.Д.Большаков оказался плохим ректором. Совсем наоборот. В конечном счете он сделал для Института много ценного, включая постройку нового корпуса (что было запрещено в Москве), командировку в Космос студента МИИГАиКа и создание факультета прикладной космонавтики. Но период его ректорства распадается на несколько этапов. И на начальном этапе -- пока он самоутверждался и шел к защите докторской -- это было ужасно. Он создавал свой культ личности, только это был не культ, а культяпка.
Последовательно Большаков расправился со всем прежним руководством Института: ректором (П.С.Закатовым) и двумя проректорами (А.А.Изотовым, Г.В.Багратуни). Все трое были ведущими профессорами кафедры высшей геодезии. После их изгнания из Института, эта кафедра понесла невосполнимый урон. Я-то был мелкой рыбешкой в "чистке" Института. И общий язык с Большаковым мне удалось найти только в 80-е гг. Он в будущем сильно помог мне разобраться с уходом из ИКИ от Р.З.Сагдеева. После смерти Большакова в 1988 г. меня даже склонили претендовать на его вакантное место. А пока суд да дело в 1964 г. по его воле я оказался на мели. Но, в первую очередь, надо было думать о предстоящей защите.
Свободное копирование
