2 мая
В десять часов пошёл в сыскное отделение беседовать с чиновником Ивановым, которому поручены розыски Макса. Из разговоров с этим чиновником я убедился, что на розыски сыскной полиции нечего надеяться. Я спросил его, полезно ли, чтобы я поехал в Териоки. Он ответил: полезно и лучше всего сделать заявление тамошнему лендсману, коли я полагаю, что Макс уехал в Териоки. Я решил завтра ехать.
Вернувшись домой, посмотрел немного Шапошникова, затем к двум пошёл на репетицию акта. Оркестр был расположен на сцене Большого зала.
Репетирование балета Шапошникова было крайне трудным, потому что неопытные оркестранты с большим трудом разбирались в диссонансах «современной» музыки малоталантливого автора. Когда же мне пришлось пройти ещё все вариации Карновича, я почувствовал себя совсем утомлённым.
После репетиции Оссовская, до которой доходили смутные слухи, пригласила меня к себе в класс, и мне пришлось поведать ей печальную повесть. Таким образом, известие о смерти Макса сделалось достоянием Консерватории. Затем Черепнин и я выслушивали игру Бая и уславливались о разных подробностях исполнения Концерта Чайковского. Играет Бай отлично.
Вернувшись домой, я опять затосковал; меня охватило беспокойство, страх за будущее. Это прошло, когда я вышел на улицу, чтобы идти к Карнеевым, у которых обещал быть сегодня вечером. Обе девочки были милы и ласковы. Много говорили про Макса. Я вспоминал лето и Минеральные воды, с увлечением рассказывал разные летние эпизоды. Читал им путевой дневник нашей январской поездки в Крым. Дневник им очень понравился. Я звал Зою поехать завтра со мною в Териоки, на что она ответила почти согласием. Одному мне очень не хотелось ехать и я хотел было взять с собой Катюшу Шмидтгоф, но не знал, насколько это удобно.
Вернулся я домой успокоенный и довольный вечером.