27 марта
Утром в малом оркестре, собравшемся неприлично неаккуратно, я дирижировал две последние части 4-й Симфонии Бетховена и, уступив затем место Цыбину и Дранишникову, встретил пришедшего Макса. Он сообщил, что Ариадна здесь и держит переходной экзамен на высший курс. Затем мы узнали от Николаева, что экзаменовалась она так себе, что она страдает малокровием (?!), слаба здоровьем и не оправдала возложенных на неё надежд.
Идя домой, мы пожалели, что не обладаем даром карикатуриста и не можем, например, нарисовать толстую Радочку и внизу написать что-нибудь касающееся её малокровия и в связи с этим неудачного экзамена. Но тут мне пришла гениальная мысль, которая и была выполнена в течение дня. Из имевшейся у меня группы Лаврова была вырезана задорная головка Радочки, к ней прилажено туловище другой толстой девицы, а это всё к вырезанному мною из картона силуэту рояля. Всё удалось прекрасно и толстая Радочка безукоризненно естественно сидела за фортепиано. Лавров был целиком вырезан из той же группы. Николаев (экзаменовал Никольскую он) был вырезан из другой группы, специально для этого случая приобретённой у Каспари, но так как на группе его туловище было закрыто учениками, то я отрезал один бюст и устроил так, что Николаев сидит за столом. Всё это наклеилось на тёмнозелёный картон, причём Радочка за своим роялем сидела справа, а Лавров был около Николаева, который как-бы отворачивался от него и улыбался.
Вверху было написано:
«Профессор (экзаменатору): - Ах, дорогой collega, пожалейте её, поставьте ей пятёрку! Ведь она страдает малокровием... Посмотрите, какая худенькая... (на ухо) и какая хорошенькая! (громко) Поправляя здоровье, ей пришлось гулять по Морской и всячески развлекаться, а не чахнуть у рояля, оттого она и жрала так постыдно!»
Внизу написано (рукой Макса):
«Но неподкупный экзаменатор не поддаётся ни сладкой речи, ни женским чарам, и с железной справедливостью ставит балл, не совсем похожий на пять с крестом».
Я с таким жаром работал над этим произведением искусства, что у меня едва не разболелась голова.
В семь часов поехал к Сабурову обедать, затем играть всякие ансамбли. Дипломат Персиани очень сведущ в музыке, а старик Сабуров крайне меня удивил, сев за рояль и бойко исполнив «Крейцерову сонату». Я постарался пораньше удрать. На прощанье Сабуров обещал познакомить меня с аристократически-музыкальным домом Зиновьевых.
Я вернулся домой со Спасской пешком. С удовольствием рассматривал блестяще удавшуюся карикатуру для Ариадны, с удовольствием прочёл месяц дневника и, довольный жизнью, улёгся спать.