5 декабря
После обеда пошёл на ученический вечер. Я аккомпанировал трудный дуэт из «Аси» Ипполитова-Иванова; пели Фейнберг и Бобрович. Музыка мерзкая, исполнение отличное. Играла на вечере фаворитка нашего класса Рая Лившиц: 3-ю «Балладу» Шопена - нехорошо, какую-то мелкую ерунду - прекрасно. Вообще же на вечере ничего особенного не было, и мы с Максом скучали бы, если-б не несколько выходов на эстраду с аккомпанементами и если-б нас не развлекало созерцание мрачного вида Борюси, которому наша неразлучность не даёт покоя.
Домой мы возвращались толпой; я шёл с 16А, Макс - со своей юной сестрой и её двумя подругами. Катя Шмидтгоф нашла, что 16А замечательно хорошенькая, чем развеселила Макса.
Сегодня утром занимался пластическими движениям перед зеркалом, изучая «Иоанна Грозного». В час была репетиция и я дирижировал им. Глазунов и Габель смотрели, якобы для того, чтобы решить, гожусь ли я для юбилея. Я дирижировал с олимпийским спокойствием всего туловища, как того требовал Черепнин, хотя всё же умудрился расшибить в кровь руку о пюпитр. «Высокие гости» похвалили мою пластику, а Глазунов сделал пару замечаний о технических приёмах.
Предположено, кроме прочих вещей, поставить на юбилее вступление к опере «Руфь» Ипполитова-Иванова. Черепнин полагает дать её Цыбину. Я ничего не имею против Цыбина, хотя обидно, что и его вклеивают на юбилей.
Новость: Концерт №2 (?!) Рубинштейна, тоже идущий на юбилее, играют Зеликман и Ариадна Никольская. Ариадна - знаменита своею красотою; я помню её появление на консерваторском горизонте года два-три тому назад, совсем ещё девочкой. Она прилежно занималась покорением сердец более интересных учеников; очень хотела приняться за меня, но из духа противоречия и упрямства, я не захотел знакомиться с ней и не кланялся ей, хотя нас фактически знакомили два раза. Теперь Никольскую видно редко, она предпочла Консерватории общество гардемаринов и моряков. Летом мы с Максом решили, что отчего же в самом деле не познакомиться с такой интересной барышней, тем более, что многие хвалили её ум и живость. Однако первого шага я делать не хотел, а предоставил дело случаю. И вдруг: Никольская играет на юбилее! Она в блеске и на пьедестале. Дирижирует ею Черепнин. Посмотрим, всё это очень интересно. Я буду стараться всячески уклоняться от знакомства с нею, это тем более любопытно, что избежать её совсем нельзя, ибо после Черепнина я главный в той области, в которую она вступает.
После репетиции оркестра, в Большом зале была фортепианная репетиция опер; я дирижировал. Хотелось видеть 17А; она действительно явилась в конце репетиции. У меня болела голова и я был не в духе. 17А я поймал внизу. Я передал ей, что Глазунов хвалил её и её изящество. Она ужасно трусила, что ей завтра первый раз петь с оркестром.
Когда я сбегал вниз по лестнице, внизу стояла 9Б с подругами из научного класса и что-то мялись на месте.
- Ну, смелей, смелей! - услышал я, и одна из девиц робко подошла ко мне и предложила билет на вечеринку.
Я ответил, что возьму два в первом или втором ряду. Мне хочется получить сначала деньги от Юргенсона.
Вернулся я домой с головной болью и со слезой в левом глазу. Спал час, но голова не прошла.
Вечером пошёл в Юсупов сад, который только что открылся, всё не было морозов. Катался на коньках. Теперь пишу дневник; голова лучше. Вчера играл с Абашидзе мою виолончельную «Балладу». Сыграл он её вроде Рузского, так как сыграл всё, но плохо. Я второй раз убедился, что виолончельная партия звучит отлично и что «Баллада» - очень хорошая пьеса. Сегодня утром, когда я сочинял фортепианный Концерт, мама сказала:
- Какая у тебя фальшь, как будто у тебя совсем нет слуха!
Я в ответ закрыл дверь. Она совсем не понимает мою музыку.
Третьего дня, беседуя с Максом, мне пришла в голову идея написать юмористическое скерцо для четырёх фаготов и сыграть его на ученическом вечере. Будет забавно!
Так же написать «Восхваление Глазунова» для басового голоса, литавр, двух фаготов и контрабаса, причём бас будет заунывным похоронным мотивом воспевать его сочинения, а в аккомпанементе проходит тема из упоминаемого сочинения и та музыка, откуда он украл эту тему; литавры же будут отделять один эпизод от другого музыкой с той невероятной тупостью, с которой она применена в конце его юбилейной кантаты.
Свободное копирование
