О СЕМЬЕ, О ВОСПИТАНИИ, О ЛЕСЕ…
Перелистываю в памяти свои детские годы и что-то не припоминаю, чтобы отец меня когда-нибудь воспитывал. Да и мама, тоже… Имею ввиду проведение каких-то бесед, нравоучений… Да и ремнем меня никто не порол. Мама, правда, частенько грозила выпороть меня за непослушание. Особенно за то, что я редко возвращался с улицы домой в назначенное ею время. Для напоминания о возможной экзекуции на одной из стен квартиры висел широкий кожаный ремень. Но не поясной, а тот, который служил для правки лезвия опасной бритвы. Он был короткий, всего около 40 сантиметров. Ремень этот за долгие годы пользования им заметно постарел. Отец пользовался новым. А старый служил для нас с сестрой страшилкой… Со стены ремень убрали, когда я учился в седьмом классе. Мама как-то решила меня поучить, сняла ремень со стены и стала им грозно размахивать. Я поймал свободный конец ремня, и мы какое-то время совершали с мамой синхронно движения, как будто вытряхивали пыль из половика. Наконец мама устала, улыбнулась и отпустила свой конец… С силовыми методами было покончено!
Меня воспитывала сама обстановка в семье, само присутствие в моей жизни и отца, и мамы… Отец дома бывал редко. Но главное – он был! В Финове он был назначен на должность начальника воздушно-стрелковой службы полка. В его обязанности входила профессиональная подготовка воздушных стрелков-радистов, в том числе обучение их навыкам стрельбы по воздушным целям из кормовой турельной установки, состоящей из двух спаренных 23-х мм авиационных пушек. При этом отец продолжал летать в составе экипажа, точно не могу сказать, то ли в качестве штурмана, то ли на рабочем месте стрелка-радиста. Когда не было полетов отец уходил на службу в повседневной форме одежды. Его летное обмундирование оставалось висеть на вешалке в прихожей. Я очень любил зарываться в летную одежду отца, особенно в его кожаную куртку. И стоял, и впитывал в себя все чудные запахи, которые от нее исходили Она пахла небом, аэродромом, самолетом и даже авиационным топливом… И отцом. Для меня это были самые дорогие мне запахи.
Иногда мы всей семьей выходили на прогулки по окрестностям гарнизона. Для меня лес и все, что с ним связано – это, после аэродрома, очень важная составляющая времени моего детства. Мы все вместе наслаждались лесным воздухом, его свежестью, его неповторимыми запахами, его звуками – шумом листвы, голосами птиц. Хотя отец был родом из степных краев и его детские годы протекали в донских просторах, но за время фронтовой юности и затем пятнадцатилетней службы в лесистой местности он тоже полюбил леса и нам не приходилось долго его уговаривать присоединиться к нашей компании. Прогулки наши были интересны еще и тем, что во время них нам случалось сделать какие-то открытия…
Однажды, удалившись от городка на значительное расстояние мы прошли смешанный лес и вышли на участок, где в основном росли березы. Здесь мы набрели на старую лесную дорогу. Немного пройдя по ней, за поворотом, мы увидели стоящую в кювете небольшую легковую машину. Скорее всего это был Опель. Когда подошли поближе, то поразились его внешнему виду. На кузове не осталось ни малейших следов краски. Весь он был рыжий от ржавчины. Очевидно, машина горела. Стекол, даже осколков, не было видно. Самым поразительным было то, что корпус машины был буквально изрешечён пулевыми отверстиями. Создавалось впечатление, что несколько человек, окружив машину, буквально поливали ее огнем из автоматов. Очевидно, что был прострелен бензобак, и машина вспыхнула как спичка. И всем нам подумалось – какая трагедия здесь разыгралась в последние дни войны? Да еще в такой глуши…
Свободное копирование
