После прощания с Савицким в Доме художника, мы с нукусскими художниками, отвезли Савицкого в аэропорт и… сдали на товарный склад. Мои коллеги–художники, талантливейшие ученики Савицкого, вернулись в гостиницу постпредства. А я поехал на поминки в дом Фаворского, в квартиру единственной дочери Фаворского, Машеньки. В её столовой висела картина Павла Кузнецова. На поминках были Шаховской (сын Машеньки), молодые супруги Голицыны и другие. Маша и Ирина Коровай сотворили из масла и чеснока вкусную приправу, которой мы закусывали горькую водку поминок.
На рассвете мы с земляками встретились в аэропорту, занесли Игоря Витальевича в багажное отделение самолёта и прилетели в Нукус тоже на рассвете. Нас уже ждали художники. Первым ко мне подбежал дядя Володя (Атабаев), огромный великан в слезах, и спросил как беззащитный ребёнок: «Эдик, что же мы без него будем делать?».
Привезли Савицкого в музей. Всю ночь суетились, готовили поминки, пришла помогать и Мария, старенькая матушка Квона. Я был измучен московскими хлопотами и Арслан отвёз меня домой, выспаться до выноса Игоря Витальевича из музея.
Днём при ярком солнечном свете собралось ещё больше людей, чем в аэропорту. Среди них был и великий художник Николай Пак, прилетевший на похороны из Ташкента. Во дворе музея он в сердцах поругивал Алексея Квона за то, что тот перестал работать и приводил пример трудолюбия Игоря Витальевича, почему-то сравнивая его с Лениным, «…который иногда отдыхал, а Савицкий никогда не отдыхал».
В Москве, когда Савицкого отпевали, священник показал мне бумажный кулёк с сухой землёй, который положил в гроб под подушку и сказал: «Если вы после этого отпевания вскроете гроб, то этим прахом надо обозначить крест на его груди, чтобы заново освятить». Так и случилось на кладбище, где все попросили открыть гроб, чтобы попрощаться с Савицким, хотя в гробе было стёклышко, через которое было видно его лицо. Достали топор, стамеску, вскрыли гроб и увидели, что голова его лежит на щеке. Атабаев поправил голову. Я начал насыпать поверх его костюма крест прахом из кулька, который достал из-под подушки, но министр культуры отодвинул меня, наверное, для того, чтобы «мероприятие» не сопровождалось религиозным ритуалом. (Власти тогда ещё публично продолжали «исповедовать» атеизм, но уже были готовы так же публично принять Ислам). Когда стали засыпать гроб землёй, Арслан увидел, что меня бросает из стороны в сторону, я еле стоял на ногах, увёз меня, мы напились, и я уснул.
Похоронили Игоря Витальевича Савицкого в 1984 году на небольшом смиренном христианском кладбище. Часть кладбища к Востоку на восход солнца была ещё свободна. Мы с Ларисой Штогриной установили табличку с именем и датами смерти и рождения Савицкого, поправили и обсыпали свежий холмик над Савицким. Я внешне бравировал тогда своим спокойствием, но душой горевал, понимая, что чем дальше уходит время, тем чаще мы будем вспоминать его с уже нескрываемой болью. А через 10 лет кладбище уже было заполнено крестами и надгробиями русских людей, занесённых в Азию ветром истории из России.
Всплыло в памяти, как я сопровождал на кладбище Наташу Глазкову, директора ташкентского Дома музея имени Тансыкбаева. Рано утром купили цветы и поехали на кладбище. Таксист, мусульманин, не знал, где находится христианское кладбище, и я назвал ему улицу, где по пути будет больница, тюрьма и кладбище. Наташа, как мне показалось, истерично расхохоталась: «Всё рядом для человека – тюрьма, больница и кладбище!».
Опять память цепляется за имена. Тансыкбаев умер в 1974 г. в Нукусе, когда приезжал в музей, чтобы взять свои ранние работы на свою юбилейную выставку. Савицкий тогда уклонялся от встречи, тянул с передачей Тансыкбаеву его картин раннего периода творчества, боялся, что он не вернёт их обратно. Художники ли выказали слишком высокий уровень гостеприимства, сказалась ли долгая дорога за рулём «Волги» от Ташкента до Нукуса, но сердце Тансыкбаева не выдержало ни того, ни другого. Тансыкбаеву тогда было 70 лет.
В 1984 году, когда Савицкого был в московской больнице, эти картины все-таки кто-то отправил из музея в Ташкент на юбилейную выставку к 80-тилетию Тансыкбаева. Савицкий тогда позвонил из Москвы и всех отругал. Но картины вернулись в музей.
Через месяц после смерти Савицкого умер другой художник - Музаффар Ещанов, который был женат на Гулайим, племяннице художника Кдырбая Саипова. Музаффара отправили на родину, в Таджикистан, погрузили с большим трудом в самолёт в том же деревянном ящике, в котором привезли Савицкого. И после смерти Савицкий помог художнику.
Через год после похорон Савицкого, на собранные у каракалпакских художников деньги на кладбище был поставлен памятник работы Дамира Рузыбаева – бронзовый мальчик, играющий на дудочке скромную и божественную мелодию. На постаменте лаконичная надпись - «Савицкий Игорь Витальевич» и даты «1915-1984 годы». 69 лет подвижнической жизни. Памятник чем-то напоминает мальчика (скульптуру Матвеева) на могиле живописца Борисова-Мусатова. Но тот мальчик спит.
Свободное копирование
