Поселок строился. По сторонам улиц протянулись глубокие траншеи и земляные отвалы – прокладывался водопровод. На участках рыли отстойные колодцы. К 1956-му году несколько домов было построено, и в них можно было жить не только летом, но и зимой. При каждом доме была котельная. Топили углем. Доставать уголь (как и все остальное) было большой проблемой, но, объединившись, как-то справлялись и с этим, запасаясь впрок. У наиболее преуспевающих членов ДСК появился обслуживающий персонал - истопники, домработницы.
Дома строились по трем архитектурным проектам. Они назывались Большой, Средний и Малый, но внешне, да и по размерам, мало отличались друг от друга. Все дома были двухэтажные, под двускатными крышами, с крыльцом, балконом и террасой. Некоторые – с солярием. Кто хотел – с камином. Архитектурное сходство не бросалось в глаза, во-первых, потому что каждый дом имел свое расположение на участке, свой ракурс по отношению к улице, а во-вторых, сразу по завершении строительства владельцы начали что-то перестраивать, приспосабливать по своему вкусу. Например, академик Виноградов подпер свою террасу двумя колоннами. (Все дружно, заочно, конечно, осудили его за дурной вкус). Антокольский пристроил к дому вторую маленькую террасу-тамбур и застеклил ее цветными витражами. Ермашов предпочел обычной застекленной террасе огромную открытую веранду с полом из дикого камня. У кого-то крыша была черепичная, у кого-то шиферная, кто-то оштукатурил стены под шубу, а кто-то оставил кирпич не оштукатуренным. В общем, каждый дом чем-то отличался от другого, а в целом это были роскошные по тем временам дома, просто хоромы. Жители военного городка «Ватутинки», поселка Троицкое и отдыхающие из Госстроевского дома отдыха, прогуливаясь вдоль заборов из сетки-рабицы или низкого штакетника оглядывали писательские дома с нескрываемым чувством классового антагонизма. В самом деле: люди еще ютились в коммуналках, массовое строительство хрущевских пятиэтажек еще только-только начиналось, а тут для одной семьи – целый дом! На оскорбленных лицах ясно читалось: вот они, гады писатели! Пишут для народа, а сами живут как помещики!
Как-то я шла к речке, а позади, по тропинке, шел маленький мальчик, из отдыхающих. Молодой папа держал его за ручку и рассказывал сказку. Я услышала конец:
. … И за это царь щедро наградил Иванушку.
- Комнату дал?! – радостно предположил мальчик.
Тут еще такая щепетильная деталь: как-то так получилось, что многие члены ДСК принадлежали к той группе народонаселения Советского Союза, которая – как бы помягче выразиться – до революции составляла в столицах определенную небольшую процентную норму, а здесь, в поселке, эту норму явно превышала. Получилась такая крохотная автономия, или, если с натяжкой, поселок представлял собой нечто вроде известной провинции огромной древнеримской империи, и даже со своим прокуратором – комендантшей Валентиной Федоровной Цеханович, которая строго следила за порядком, ведала всеми административными делами и собирала квартальные взносы. Жители же с утра творили, а потом выходили за калитки и неторопливо прогуливались по аллеям. Цезарь Самойлович - с Исааком Израилевичем, Михаил Львович – с Ароном Исаевичем, Евгений Абрамович – с Самуилом Борисовичем, ну, и так далее. Останавливались вальяжными группами на перекрестках, обсуждали новости, похохатывали, всем своим видом выражая довольство жизнью и свое в ней прочно завоеванное положение. У простого народа это вызывало негативную реакцию. Проходя мимо, иной отдыхающий из дома отдыха не мог удержаться, чтобы не произнести – пусть в сторону, пусть негромко, что-нибудь такое про морды нелюбимой им национальности, дополняя грубый эпитет высказыванием в том смысле, что данные морды везде пролезут без мыла, а русский иван как сидел без порток, так и сидит.
Иногда неприязнь прорывалась призывом:
- Взорвать бы их всех к черту!
Не знаю, чего было больше у желающих взорвать нас всех к черту – жажды справедливости или обыкновенной зависти.
Но и зависть тоже можно понять.
Постепенно это как-то сгладилось. Население окрестных деревень – Жуковки, Батакова, Фоминского, мало-помалу ощутило выгоду от нового соседа. Наладилась частная торговля. Деревенские поставляли «писателям» молоко, сметану, ягоды, овощи, речную рыбу, свежее мясо. Появились свои, постоянные поставщики – тетя Маруся, Фекла Петровна, Валя с хутора, пасечник дядя Ваня. Этот дядя Ваня из Жуковки, чтобы не путаться и не забивать себе голову запоминанием сложных для простого человека имен и отчеств, всех поселковых обитателей мужского пола именовал одинаково: Лазарь Моисеевич.
Сеть торговли и обслуживания расширялась. Для благоустройства участков потребовались рабочие руки. Откуда ни возьмись, возник специалист по садовым работам Иван Анисимович, вслед за ним - красавец-богатырь Коля из военного городка, еще кое-кто из местных. Они вырубали деревья, планировали участки, вскапывали огороды, производили посадку и обрезку яблонь. Кроме того, постоянно требовалось что-то отремонтировать, перестроить, пристроить – и тут тоже находились мастера из местных. Самым лучшим был Яков Маркович, ставший на многие годы постоянным строителем и своим человеком в поселке. Он был внешне очень обаятелен. Художник Орест Георгиевич Верейский, иллюстрируя книжку «Поднятая целина», рисовал с него Дывыдова.
В общем, образовался некий симбиоз поселка с окружающей средой, и праздно гуляющие ненавистники хоть и продолжали злопыхать по поводу гадов-помещиков и их национальной принадлежности, но уже не находили явного отзвука у окрестных жителей, которые, может, тоже не испытывали горячей любви к богатому соседу, но свою выгоду понимали.
Свободное копирование
