На противоположном от масштабных уличных акций полюсе находились моноспектакли. Я не большая поклонница этого жанра и крайне редко доживаю до конца сольных выступлений, не заскучав. Дело в том, что здесь все определяет масштаб личности актера, а он, увы, мельчает, и сегодня великим все чаще называют чуть ли не каждого ушедшего из жизни. Но в Гренобле запомнилось, по крайней мере, два актера, заставивших испытать почти забытое чувство театрального потрясения.
Первый - Филипп Аврон, немолодой человек с богатейшей биографией. Поражал не только круг режиссеров, с которыми он работал (Барсак, Вилар, Брук, Бенно Бессон, Планшон, Мнушкина...), но разнообразие возможностей, которое извлекал из этого "инструмента" каждый режиссер-исполнитель: от звезды кабаретного театра - к князю Мышкину, от Дон Жуана - к Сганарелю, причем, в одной и той же мольеровской пьесе. Невероятный диапазон. Человек-оркестр. А в жизни - персонаж Возрождения - философ, интеллектуал, писатель, режиссер. Полное отсутствие суетности и актерского нарциссизма. Переменчивое и неуловимое в постоянной смене выражения лицо с внезапной, все освещающей улыбкой...Его полуторачасовой спектакль пролетел как вздох и как целая жизнь. Виртуозное мастерство актера позволяло ему легко переходить от исповеднических откровений к театральным байкам и анекдотам, от иронического "показа" Брука или Вилара - к патетической истории театра в вильнюсском гетто, где неизвестная женщина давала для таких же, как она, узников кукольные представления. Кукол она делала из хлебного мякиша, тем самым обрекая себя на голодную смерть.
Во время спектакля Аврона почти физически ощущалась пуповина, соединявшая тебя с актером, который и развлекал, и утешал, и заставлял плакать, и просто вдыхал в тебя жизнь. Его взаимоотношения со зрителями поражали. Вспоминая и показывая деревенского почтальона, высшей радостью которого было вручение писем тем, кто их не ждал, Аврон внезапно доставал их почтовой сумки несколько конвертов с именами людей, сидевших в зале (не поленился - разузнал перед спектаклем). Они не знали - и были счастливы, а он был счастлив их радостью. Миссионерская акция актера, признание в братской любви к своему зрителю.
Миссия, но скорее просветительская была и у Катрин де Сен, очаровательной парижской актрисы с лицом средневековой святой, настоящей энтузиастки старинного театра. Сама за рулем, на небольшом фургончике, немолодая уже женщиа исколесила всю французскую провинцию со своим спектаклем "Тележка". Подзаголовок к названию - "Путешествие актрисы по текстам и песням ХII-ХVI веков". Она читала, пела и играла драматические сценки на старо-французском языке, певучем и странном. Партнерами ей служили три большие, в человеческий рост мягкие куклы. Женщины в платках крест-накрест и в пышных многоярусных юбках: ее спутницы, ее зрительницы, ее собеседницы, ее семья и друзья. Она возила их с собой, рассаживала перед ковриком и играла для них, как бы пытаясь остановить последние мгновения жизни. Во всем - в низком голосе актрисы, в невероятной культуре ее произношения, во всех используемых ею немногочисленных предметах- проступала спокойная и достойная, пусть и исполненная грусти красота. И это все напоминало старинную музыкальную шкатулку с движущимися фигурками, от которой невозможно оторвать глаз. А за черной одеждой сцены скрыта была привезенная Катрин выставка "К страстям через безумие", посвященная средневековому театру, тоже с куклами, но с деревянными. Всю фестивальную неделю Катрин водила по ней экскурсии, что еще больше отождествляло актрису с персонажем "Тележки".
Я подошла к ней после спектакля, и мы на долгие годы вперед подружились. Мужем ее оказался знаменитый живописец и витражист, представитель новой Парижской школы и лидер абстрактного экспрессионизма во Франции Жан Базен. Он был лет на 25 старше Катрин, и, когда мы познакомились, ему было уже за девяносто. По своему дому в Кламаре он передвигался преимущественно в инвалидном кресле, но продолжал работать (делал коллажи) и даже предложил мне стать у него подмастерьем - вырезать ножницами необходимые элементы. С ним было легко и весело, потому что он был остроумен и доброжелателен. Когда он умер (4 марта 2001), в старинной церкви Сен-Северен в Латинском квартала, где он сделал новые витражи, организовали вечер его памяти. Я в это время была в Париже, и мы с Мишей Рогинским, который почитал Базена как мало кого из современников, пошли. Народу было очень много. Вспоминали, как во время фашистской оккупации в 1941 году Базен организовал в Париже выставку художественного авангарда и чуть не поплатился за это: официальная пресса назвала выставку "дегенеративным искусством". Вспоминали и другую организованную им выставку - в 1967 году вместе с Александром Колдером - в поддержку Вьетнама...А на бедную Катрин (она едва успела зарегистрировать свой брак с Базеном, так как всю жизнь прожила с ним "во грехе") свалились страшные проблемы, связанные с наследством и требующие немыслимых средств, которых у нее не было. В результате она лишилась дома в Кламаре, в который столько вложила, да и вообще всего. Уехала играть в провинцию. Кстати, к Ренате Скант, которую к тому времени лишили и просуществовавшего 20 лет фестиваля, и ее театра в Гренобле (люди успеха не прощают, в особенности чужим, пришлым девочкам). Рената уехала из города и несколько лет пыталась держать театр на приобретенной ферме - для жителей окружных деревень, изо всех сил борясь с постоянно возникающими проблемами...
Свободное копирование
