Однажды я поехала переводчицей на мастер-класс Сергея Арцибашева в Марсель. Режиссер марсельского театра имени Турски Ришар Мартен при участии местного русскоязычного мецената Жоржа Ангуладзе организовал в городе Фестиваль российских театров. Исходным событием послужила его встреча на фестивале в Каире со спектаклем Арцибашева "Месяц в деревне" в 1995 году. Мартен заболел русским психологическим театром, а Арцибашева полюбил как олицетворение этого театра. Мастер-класс в Марселе совпал по времени с Симпозиумом театров Средиземноморья, на котором я познакомилась с потрясающей женщиной - Ренатой Скант. Актриса, она была красавицей в духе мастеров итальянского Возрождения; в качестве драматурга Рената была погружена во все проблемы современного общества; итальянка, она была добра, и великодушие ее к тем, кто нуждался в помощи, подкреплялось перенесенными ею самой невзгодами в период бедного детства в Италии и положения эмигрантки во Франции. Кроме того, Рената Скант обладала мощным талантом организатора и беспредельной любознательностью. Она сумела организовать сначала свой театр в Гренобле, а потом - в 1985 году Фестиваль европейских театров, куда приглашала спектакли не только из Европы, но и отовсюду в мире. Русских к моменту нашего знакомства у нее не было, и я стала рекомендовать ей подходящие спектакли. Она сразу же пригласила меня на ближайший фестиваль в Гренобль. И я ездила туда несколько лет подряд в качестве члена Художественного совета. За счет Фестиваля, разумеется, учитывая дикую мою нищету в 90-е годы.
В обычаях большинства международных театральных фестивалей - "прикуривать" друг от друга или просто даже "стрелять" спектакли, как стреляют сигареты. Редко кто сам покупает пачку, тем более неизвестной марки. Так и кочует по странам джентльменский набор из лучших сортов мировой театральной продукции, делая фестивали похожими друг на друга и на среднестатистический магазин.
Рената Скант, напротив, любила рисковать, открывать новые имена. В программе Гренобля нередко преобладали мировые премьеры и дебюты никому не известных режиссеров.
На Западе столь распространенной у нас традиции обсуждения спектаклей не существует. Но Рената быстро почувствовала полезность советского опыта. Вначале она стала собирать все вышедшие после фестиваля статьи, переводить их на разные языки и рассылать всем участникам фестиваля. Позднее после спектаклей можно было высказать свое мнение и задать вопросы во время товарищеского ужина (у всех участников были талоны на питание в фестивальных шатрах в центре города). А, в конце концов, все так привыкли к устному анализу спектаклей, в котором я, разумеется, участвовала всегда, поскольку была одна из России, что желающие стали подходить ко мне и частным образом с просьбой: Ирина, покритикуй меня.
Атмосфера на гренобльском фестивале была сказочная. Играли спектакли по всему городу - во всех театральных и нетеатральных помещениях, на улицах и площадях. Но между спектаклями народ постоянно тусовался в огромных белых шатрах фестивального Центра, где можно было и поесть, и получить всю необходимую информацию, и отдохнуть, и повстречаться. Туда постоянно наведывались рекламирующие свои спектакли актеры. Особенно играющие на улице - то шарманщик, то экзотичные японцы в кимоно и париках, то кукольные гиганты, то бретонцы с волынками...Вечерами там всегда играли музыканты, пели певцы, и все танцевали. Праздник искусства, общения и всеобщей взаимной любви не прекращался ни на минуту. Каждому дано было почувствовать, что ты - не посторонний. Здесь я не была чужой девочкой.
И всегда в основе композиции Фестиваля была какая-то очень актуальная и новая тема, будь то женская режиссура или борьба со всеми формами нетерпимости, политический театр в формах и формулах конца 60-х годов, или театральное путешествие, или вовлечение в игру (с терапевтическими и социальными целями) людей обездоленных - инвалидов, безработных. Здесь я впервые увидела один из ранних (1992) спектаклей совсем молодого Ромео Кастелуччи "Орестея", как раз и поставленный специально для неординарных исполнителей - инвалидов, даунов, патологически толстых или неправдоподобно худых. Да так, чтобы актеры почувствовали себя нужными, талантливыми, красивыми, а публика не усомнилась в правомерности режиссерского решений и распределения ролей. Запомнился безобидный и жизнерадостный даун Менелай, безрукий, как изуродованная временем античная статуя, Апполон с крыльями и прекрасным лицом и три совершенно феллиниевские обнаженные Сарагины - Клитемнестра, Кассандра и Электра как сказочное воплощение власти (вспомнились Три толстяка Олеши) и намек на матриархат в архаическом обществе времен Троянской войны.
Очень сильное впечатление оставил и Пиппо Дельбоно со спектаклем "Барбони", что по-итальянски означает клошары или по-нашему - бомжи. Пиппо и сам после работы в Один-театре и у Пины Бауш познал период бездомной нищеты и странствий, когда и познакомился со своими персонажами. Кроме Пиппо, на сцене их трое. Неистовый и отрешенный Господин Пума, беспрерывно совершающий прыжки и кульбиты, давая выход неиспользованной энергии и страсти. Высокий и странный молодой человек, по виду уличный гей, читающий монолог Белого клоуна. И более всех приковывающий внимание Бобо - маленький человек без возраста, сорок семь лет проведший в психиатрической клинике. Глухонемой. И как будто закрытый для общения с внешним миром. Игру с ним отрепетировать невозможно. Пиппо Дельбоно вел эту игру на глазах у зрителей, добиваясь от Бобо ответной реакции. И когда на отключенном лице Бобо вдруг появлялось подобие улыбки и он с каким-то особым тайным лукавством, отвечал на игровые провокации Пиппо, шутил с ним, в зале возникало чувство торжества и благодарности: словно на твоих глазах человек воскресал из мертвых...
А сколько " нам открытий чудных" явил в Гренобле уличный театр! Как никто другой, Рената умела найти совершенно поразительные спектакли.
Особенно больших форм. У нас на улице практически не играют. Если и были попытки создания фестиваля на пленэре (в Вологде, например), то речь шла скорее о перемене места, о замкнутом пространстве, куда пускают по билетам, но не о вписывании спектакля в уличную жизнь. В Гренобле спектакль всегда возникал на улице, как бы ниоткуда, спонтанно, повинуясь ее ритмам и движению, меняя наши представления о границах спектакля и его обозримости. Отличный пример- "Такси" французской уличной труппы Женерик вапёр. Привожу свое описание спектакля, сделанное по горячим следам.
...Ждали начала в указанном месте, но все равно его прозевали. Как это и случается во время уличных происшествий. Увидели только разгар скандала: безработные захватили здание Центра занятости, из окон полетели компьютеры, телефоны, пишущие машинки, бумаги по ветру. Потом повалил дым, возник пожар, все вывалились на улицу, кто-то спустился по веревке. Тут же на площади захватили мерседес, выкинули из него шофера, разодрали на нем одежду, погнали его перед машиной по городу, толпа побежала следом. По дороге двенадцать разгневанных мужчин, все в черном, потрепанные, продолжали бесчинствовать, бить по мостовой железяками и захватывать все новые машины. Виртуозная, в духе американских боевиков гоночная езда по встречной полосе, тротуарам, через толпу, наперерез трамваю, ощущение опасности и разгула, несущих тебя с массой людей. Город изумленно останавливался, недоумевал, страшился, устремлялся вслед. По дороге - стычки, импровизированные диалоги. Наконец, на следующей площади, возле Собора - остановка. На глазах у изумленной публики, под раскаленным солнцем деловито, быстро и профессионально двенадцать захваченных мерседесов за пятнадцать минут перекрашиваются в такси - черные с желтым. Не забывают и трафарет с шашечками. Желтые шашечки и на черных костюмах захватчиков. И вот уже человек хлыстом (бывший циркач?) превращает площадь в манеж и водит по кругу новенькие такси. Победно и уже чинно начинается их шествие по городу, пока не наталкивается на стоянку настоящих гренобльских такси. Снова остановка, выяснение отношений, распределение сфер влияния. В открывшихся багажниках обнаруживаются предметы мелкой торговли. Новоявленные таксисты зазывают клиентов из публики, загружают свои машины, не только салон, но багажник, крышу, капот. Конец? Я так и подумала и не села в такси со всеми. Как оказалось, напрасно. Спектакль продолжался дальше уже только для пассажиров: множество трюков по дороге, поездка за город и совместное застолье-братание...Поздно ночью я возвращалась с другого уличного спектакля и на площади, где стояли такси из спектакля, увидела толпу. Спектакль продолжался уже без актеров: из машин доносился то храп, то музыка. Внезапно открывались багажники, машины покачивались на рессорах, выпускали дым, мигали фарами, жили своей жизнью, которой не было конца. Характерно, что на следующий день гонки по городу в достаточно схожем варианте продолжались уже совсем по другому поводу: футбольные фанаты праздновали победу Франции над Италией.
Уличные спектакли грубо можно было разделить на две категории: вневременные, связанные с традициями бродячих артистов со времен Срнедневековья, исполненные артистизма и художественных достоинств, и трюковые, жгуче актуальные, будь то безработица, деятельность религиозных сект или проблемы вновь образованного Евросоюза. В честь создания последнего труппа "Немедленный и продолжительный успех" показала на центральной площади Гренобля мощный политический капустник, полный изобретательных гэгов, с остроумными текстами, импровизированными диалогами с публикой на темы объединения Европы и самоотверженной работой исполнителей. Последний аттракцион был грандиозен и исполнен пафоса. С круглого помоста в центре площади сдергивали сине-желтую (цвета Евросоюза) скатерть, обнаруживая гигантскую сковороду. Под нее подвозились печки, актеры надевали желтые фартуки и перчатки, брали синие ведра, и на наших глазах изготавливался и затем раздавался зрителям раблезианский омлет из четырех тысяч яиц - продукт Объединенной Европы.
Общая трапеза сближает актеров со зрителями, а зрителей - между собой. Надо сказать, что единение зрителей на уличных спектаклях и в шапито в Гренобле было поразительным. Сближал самый демократизм принципа: свободный доступ, позволявший желающим увидеть всё. Заядлые театралы узнавали друг друга, завязывались беседы и знакомства с последующими приглашениями в гости, что для Франции считается нехарактерным. В результате я однажды попала в патриархальный еврейский дом в средневековом центре города, где интерьер казался декорацией исторического фильма или музейной инсталляцией, но где обитала при этом огромная семья с множеством живых и веселых рыженьких детишек при интеллектуальных родителях и патриархальных дедушках и бабушках. А в другой раз молодая женщина, которая лихо отплясывала по ночам в шапито, а утром не пропускала встреч и разговоров с участниками Фестиваля, так что непонятно было, когда же она успевает спать, пригласила меня в гости - пообедать (на следующий день после окончания фестиваля участников уже не кормили). Она посадила меня в машину, и мы довольно долго поднимались в гору (Гренобль окружен горами), пока не приехали в роскошное имение с Дворцом ХVII века, флигелем и хозяйственными постройками. Моя новая знакомая купила поместье для себя, своей мамы и четверых взрослых детей на отступные при разводе с мужем. И обед был соответствующим. Вот тебе и демократия!..
Свободное копирование
