глава 3
Первое сентября 1964 года
В год моего поступления в школу в ней насчитывалось около 25 учеников. Преобладали девочки, мальчишек же было всего человек шесть или семь. Школу посещали дети близлежащих деревень: Фефелова, Церковнова, Голосова, Шешуковки, самого Егорья, а также железнодорожной будки, именуемой в обиходе «казармой», где проживала многодетная семья путевого обходчика Волостнова.
Пока позволяла погода, все ученики, кроме жителей Егорья, ездили в школу на велосипедах. Дорога из Фефелова шла сначала полем и чуть в горку, а в лесу полого спускалась к низине, снова поднималась – и плавно тянулась до самого Егорья. Нужно было проехать все село до горы – и весело, быстро скатиться с крутизны вниз – к школе.
Первый день учебы запомнился смутно, как-то частями. Погода была теплая, но пасмурная. В те времена 1ое сентября еще не называлось Днем знаний, и родители не брали отгулы, чтобы провожать своих чад до школьного порога, так что мы самостоятельно приехали в Егорье, поставили в общую кучу свои велосипеды и собрались возле парадного. Старшие школьники оживленно болтали с друзьями, делились накопившимися за лето новостями, смеялись и дурачились, и только мы, первыши, робко стояли в сторонке, с понятным интересом присматриваясь друг к другу, потому что своих одноклассниц из других деревень видели впервые. Нас в тот год набралось шестеро – все девочки: я и Фая Галкина были из Фефелова, Лида Башарина и Люда Одинцова – из Церковнова, Люба Буранова – из Шешуковки, Надя Волостнова – с «казармы».
Вскоре вышли учителя, построили нас парами по классам и повели в здание школы. Я шла в паре все с той же Файкой Галкиной, и тихонько, незаментно взглядывала на строгую прямую спину матери, идущей впереди нашей шеренги, все еще не зная, как правильно вести себя с ней, что делать и как говорить. В темном костюме с белой манишкой, в туфлях и чулках, она действительно казалась мне совсем другой, не такой, как дома. У нее даже голос изменился, и взгляд, она ни разу не посмотрела на меня, не ободрила, не улыбнулась, ничем не выказала наше с ней особое взаимотношение.
Первоклассники занимали в классе первый ряд от окна и правую половину среднего ряда, то есть некоторым из нас пришлось разделить парту с третьеклассником. Мне досталось именно такое место, во втором ряду, рядом с большим мальчиком Сашей Дробиным. Это немного пугало и в то же время казалось интересным – более старший ученик мог подать пример, как вести себя, подсказать, как пользоваться чернильницей и линейкой.
Учительница разрешила нам сесть, и школьная жизнь началась…
Первый вопрос, который задала первоклассникам Фаина Александровна, был такой:
-Как называется стол, за которым вы сейчас сидите?
Никто не ответил, и тогда я подняла руку, гордая тем, что знаю правильный ответ на поставленный простой вопрос:
-Это парта! – подсознательно я ждала от матери-учительницы одобрения, похвалы, какого-то особенного слова, чтобы утвердится в своем привелигированном положении, как-то выделиться среди одноклассников и обратить на себя внимания, однако получила только скупой кивок и разрешение сесть. Потом нам раздали по листку бумаги и велели написать на нем, какие буквы и цифры мы знаем и нарисовать любой рисунок про 1ое сентября. Мы принялись за работу, а учительница занялась старшими детьми, потому что должна была одновременно вести сразу два урока: с 1 и 3 классами…
Выполняя задание, я искоса поглядывала в тетрадку соседа. Саша Дробин, как я узнала впоследствии, особым талантом к чистописанию не отличался, но тогда, 1го сентября, он представлялся мне чуть ли не образцовым учеником, прошедшим все тернии и препоны школьной жизни.
«Первое сентября.
Классная работа», - старательно выводил он на первом листе чистой тетрадки, и вдруг, о, ужас, я хорошо запомнила этот момент! с кончика его пера сорвалась капля чернил и разлилась по странице огромной кляксой!
«У меня никогда не будет таких! - наивно решила я. – Буду очень-очень стараться, и писать чисто-чисто, на одни пятерки!»
Увы, этой детской мечте не суждено было сбыться! По двум причинам: во-первых, никто, даже самый лучший ученик, не мог тогда, при письме перьевой ручкой из чернильницы-непроливашки, обойтись совсем без клякс и помарок, а во-вторых, мать-учительница относилась ко мне вдвое строже, чем ко всем прочим ученикам, из опасения быть обвинененной в пристрастном отношении к «своей дочери», так что меня ждали четыре года настоящих испытаний на прочность, когда мне ежедневно, несмотря ни на что, приходилось доказывать свою грамотность и способности к учебе.
Но все это было впереди, а пока, 1го сентября 1964 года, шесть новых первоклассниц Егорьевской начальной школы старательно выписывали на листочки свои невеликие пока познания, с интересом поглядывая друг на друга…