На этой фотографии женщины собирают щитовые дома, разработанные в Архитектурном бюро Нижнего Тагила, где я работала. Сталинград, 1943 г.
Задолго до 3 февраля 1943 года, полной победы в Сталинграде, в проектной организации треста, где я работала летом 1942 года, были разработаны модули для постройки сборных щитовых домов, выбраны места на Урале, где их изготавливали и отправляли в Сталинград. Одним из таких мест был Верх-Нейвинск. Многие сотрудники треста были переселены в Верх-Нейвинск, среди них семья Артемьевых. Я к ним один раз ездила на попутной машине. Они жили в таком же бараке, как на «Вагонке», но в бараке были свободные комнаты, был патефон и пластинки и танцы, первый раз в жизни. Много снега, мороз, ели и впереди долгая дорога.
В декабре 1942 года папа самолетом с аэродрома «Вагонки» вылетел в Сталинград. Мы ждали сообщения о прибытии самолета на место, летчики были опытные. Я пришла из школы и мыла пол в передней. Позвонил звонок. Маме с работы рано. В неурочное время пришла Нора Николаевна Песочинская, она работала в тресте. Я поняла: случилось что-то плохое. Она мне сказала:
«Самолет пропал и не подает никаких знаков».
Я заплакала и села на мокрый пол. Нора Николаевна тоже села на пол, обняла меня, и мы с ней вместе плакали.
Через полтора месяца самолет все-таки прибыл в Сталинград. Оказалось, что в полете самолет обледенел, но смог сесть в деревне за линией фронта, где, к счастью, не было немцев. У немцев не хватало сил занять всю захваченную территорию. Говорили тогда «деревни были заняты в шахмат». При помощи жителей деревни был снят лед и произведен небольшой ремонт. Но и после этого наши переживания не закончились. В Сталинграде папа заболел брюшным тифом. Вылечили его французские журналисты. Они вместе жили в четырехъярусной землянке. Французы на первом этаже, папа на четвертом. Французы наливали шампанское в немецкую каску и, когда выходили все пузырьки, подавали наверх. Немецкая каска лучше всего подходила для питья, потому что была лучше обработана изнутри. Так папа выздоровел.