В 1987 году начали освобождать политзаключенных. При весьма скверных обстоятельствах. Практически всем политзекам предлагали что-нибудь подписать. Просьбу о помиловании, отказ от политической деятельности, обещание не нарушать законы. Хотя бы любую бумагу, пусть две-три, вроде бы ни к чему не обязывающие строчки, но подразумевающие просьбу об освобождении. Очень-очень многие пошли на компромисс. Нашлись и упрямцы, в результате отказа просидевшие еще год, а то и два. Наверное, некоторые и побольше.
Не берусь никого осуждать. Компромисс — личное дело каждого, если только не вредит явно другим. Не сдал никого, и поступай, как хочешь, разбирайся сам со своей совестью. Печально другое. С воли повелась кампания за подобные уступки. Руководили ею Сахаров и Боннер. При поддержке Софьи Васильевны Каллистратовой и других. Через родных до зеков доводилось: надо освобождаться, все нужны на свободе. Со ссылкой на авторитетные мнения. Диссиденты тоже не железные. И пускай привыкли в основном изначально исходить из собственных представлений, такая индульгенция подталкивала их. Но как люди, находящиеся на свободе, могли позволить себе такие советы? Сидит зек, голодный и холодный, где-нибудь в Тюмени. А его манят свободой, всех дел — поставить подпись. И освящено всё авторитетом Сахарова. Впрочем, он в своей ссылке в Горьком тоже подписал отказ от общественной, политической деятельности. Бог ему судья. Но зачем других подталкивать?
Это стало началом конца. Правозащитное движение деморализовали просьбы к властям, поддержка власти, участие во власти. Оппозиционеры были, но составить оппозицию не смогли. Необходимой при любой, даже самой хорошей, власти. Не сложилась тогда оппозиционная общность. Тут как с интеллигенцией: интеллигенты есть, а интеллигенции нет. Слишком много советского оказалось не только в обществе, но и в самих антисоветчиках, подчас. Ну и что, если Горбачёв генсек преступной партии? Ну и что, если Ельцин обкомовец, кандидат в члены Политбюро? Мол, они делают нужное дело, не надо им мешать. Тут уже недалеко до почти всенародного: «Ну и что, если Путин гэбэшник?». И, бывало, только заикнешься о политзаключенных, тебя одергивают: «Не вспугните Горбачёва с перестройкой!». Потом стало модным: «Не вспугните Ельцина с реформами!». Очень пугливые у нас властители…
Помню, однажды смотрю телевизор. Показывают многотысячный митинг в поддержку Ельцина. Вижу человека в рясе, воздевающего кулак ввысь. Ба! Знакомое лицо, Глеб Якунин! Если так себя ведет священник, что же остается мирянину?.. Не в укор Глебу Павловичу будет сказано, за его тогдашнюю политическую экзальтацию . Без которой он очень достойный человек. В 2010 году, на форуме «Пилорама», нас разместили в одном номере. Чуть было не написал «камере». Хорошо провели время, с удовольствием общались.
Меня всегда удивляло представление, будто от деятельности сомнительных людей можно ожидать хороших результатов. Такой особенный взгляд прозорливых политиков, не видящих далее собственного носа.
Я, возможно, увлекся общими рассуждениями. Но еще один пример. После августовских событий 1991 года, кажется, в сентябре, происходило перезахоронение Юрия Голонскова. Политзека, погибшего в лагере в 1972 году. В Москве на площади Маяковского состоялся митинг. Гроб с прахом установили у подножия памятника. После митинга, перед поездкой на кладбище, народ не расходился. Стою вместе с отцом рядом с Владимиром Буковским. Отец Буковскому:
— Владимир Константинович, не пора ли вам подумать о своем президентстве?
— Все пока идет в нужном направлении, Пинхос Абрамович.
Через 17 лет Буковский попробовал наконец баллотироваться в президенты. Поздно! Не в укор Владимиру Константиновичу будет сказано, которого весьма уважаю. Конечно, политика не тачка для каторжника, приковывать к ней людей, того же Буковского, не надо. Но гложет досада за упущенные всеми нами возможности . И мною тоже… Темно будущее страны, а укоренено оно в прошлом.