Я снова «на улице». Стал жить у Татьяны. В СССР очень подлая статья УК — «бродяжничество» и «тунеядство». Живешь без прописки — отправляйся в лагерь. Не работаешь (на государство) — отправляйся в лагерь. Моя ситуация типичная. Зека, как только приговор вступил в законную силу, с жилплощади выписывают. Хорошо, если есть собственный дом, или сердобольные родственники приютят и пропишут. Или жена, ежели она имеется, из дома не выгоняет. А если нет? Без прописки не устроишься на работу. И даже с пропиской отсидевших стараются на работу не брать. Как жить человеку? Воровать, конечно! Советская власть делала всё возможное для поддержания высокого уровня преступности в стране. Воры в законе, те обычно по выходе с вахты просто рвали справку об освобождении.
Моя ситуация не совсем типичная. По 190-прим жить в Москве и Московской области запрещено до погашения срока судимости. Отправил кучу заявлений в официальные инстанции соседних областей. Могу ли получить работу, место в общежитии, лечение при необходимости? Отовсюду пришли отрицательные ответы.
Начали досаждать менты. Начальником паспортного стола стал давний знакомый Рацыгин, следователь по первому моему делу. Он ли инициатор «наездов», городской ли ОВД, КГБ — не знаю. Скорей всего, все вместе. Взяли себе моду вламываться в квартиру. Татьяна живет с соседями, они дверь и открывают. Как-то раз участковый с сопровождающими вознамерились утащить меня в участок в одном халате. Я не дался, а Татьяна сбила фуражку с головы участкового. Атмосфера накалялась, следовало подыскать другое место пребывания. Нашлось оно у наших друзей Цветковых. Лариса бывшая моя одноклассница, Владимир работает в одной школе с Татьяной. Перекантовался какое-то время у них.
Иду по улице мимо паспортного стола с приятелем. Лето, окно там открыто, а в нем Рацыгин! Указываю на него пальцем приятелю и зубоскалю. Разгневанный Рацыгин сотрясает оконную решетку, покрасневший и взъерошенный.