Стояло прекрасное солнечное утро. Приехавший с отцом Владимир Веденеев меня сфотографировал. На снимке я получился худой, длинный, с заметными залысинами. В потрепанном бушлате и с немного глуповатой улыбкой. Потом в такси, на вокзал, в Москву. В поезде папа обратил внимание на мою пробивающуюся седину. Она стала появляться еще на Елецкой крытой.
Я откинулся. Свобода ошеломляет. Краски мира, беззаботные люди, красивые женщины. Очень быстро человек привыкает ко всему, и плохому, и хорошему. В Москве, у Сусанны, плескался в ванне. Через пять с половиной лет с ванной встретился! И почти не удивлялся ей.
Заморить меня не сумели. Я оказался живуч. Тюрьма многое дала мне, но и многое отняла. Баланс подвести затрудняюсь. Заключение — великий опыт самопознания. Наверное, дельфийское предписание на тюрьму и рассчитано. Но не всем и не всегда самопознание в радость. Иногда лучше бы оставаться в неведении.
Я не столь жесток к читателю и к самому себе, чтобы подробно описывать вторую половину жизни. Коснусь лишь значимых и интересных, на мой взгляд, событий.
Я снова в Электростали. Первым делом пошел на Мира, 6. Еще на какой-то из зон получил известие, что разведен. Бывшая жена встретила крайне неприветливо. И сделала всё, чтобы сын у меня тоже оказался «бывшим». Советская власть ей в том помогала.
У отца я жить не мог. Незадолго до моего ареста он женился. Лидия Алексеевна тоже врач. В 1978 году родилась их дочка Маша. С удовольствием познакомился с сестричкой. Но ребенок маленький, а я заядлый туберкулезник. Итак, жить негде, прописки нет, работать не могу.