Ну, а пока мы в Мухине. Лето в разгаре, конец июня 1937 года. В лесу появились первые грибы, колосовики. Это время налива колоса у зерновых, поэтому и грибы, появляющиеся в это время, называют колосовиками. В деревенских садах наливаются яблоки, но ещё до зрелости не меньше 2-3 недель. Но ребятам не терпится. По садам в своей деревне ребята не лазили, а «промышляли» в основном, то в Антипине, то в Базулине, Наедимся этой зелени, пока кожа с языков не полезет. Деревенским ребятам хоть бы хны, у них желудки уже приучены «залепухами» баловаться, а моё «благородие» не выдержало такого испытания. В этот год к нам в отпуск мама пожаловала. Я её конечно, первым делом, в лес повёл. Набрали мы с ней первых грибков, в основном подосиновики и подберёзовики. Пришли домой, а наши все в отсутствии, печь топить днём, как-то не ко времени. По предложению мамы, взяли всё необходимое для жарки грибов и отправились на речку. Был там под крутым берегом очень симпатичный и уютный мысик с крупными камнями и валунами и мягкой травкой. Соорудили мы между двух камней костёр, на камни поставили сковороду и начали жарить грибы. Грибы получились очень вкусные, поели с аппетитом. И на этом закончилось мое безмятежное житьё, чуть ли не в полном смысле этого слова. Видимо мой организм не выдержал испытания незрелыми яблоками и, не совсем прожаренными, грибами. Температура и понос появились на следующий день, после нашего с мамой пикника. Повели меня в Кикино, село в 3-х километрах от деревни, административный центр всей этой округи. Там находился Сельсовет, почта, сельпо и больница. Совершенно не помню, какие манипуляции со мной там проделывали, но диагноз поставили убийственный - дизентерия! В то время такие болезни, как дизентерия, холера и брюшной тиф, стояли в одном ряду, и их диагноз звучал, как приговор. Антибиотиков в то время не было. Как и чем меня лечили, не помню. Всё, что рассказываю, всё это со слов мамы и моих мухинских друзей. Инфекционное отделение больницы представляло собой барак с длинным коридором, из которого были входы в палаты больных. Лежали там с холерой, дизентерией, брюшным тифом и оспой. Перегородки между палатами представляли собой обычные деревенские «переборки» в одну доску со щелями, через которые было видно, что делается в соседней палате. На всех был один врач, а скорее всего, фельдшер, Клетин. Фамилию его я запомнил на всю жизнь.