В памяти всплывает ещё одна «кара небесная», но теперь уже для всей деревни, а спасительницей выступала не кто иной, как…маленькая и щупленькая тётя Нюня. А в качестве «кары небесной» выступал племенной бык Мишка объединённого коровьего стада трёх деревень: Антипина, Базулина и Мухина. Антипино и Базулино стояли на противоположных берегах Жижала, на левом берегу Угры, почти напротив Мухина. По тем временам стадо было не маленькое, голов 70-80, не меньше. Пастуха нанимали на всё лето, за какую плату не знаю. Наверное знаю только то, что харчевался он после пригона скотины по дворам, по очереди у всех хозяев скотины. Кто и как устанавливал эту очередь мне тоже не известно. Пастух был, как правило, из местных, из названных трёх деревень. Обычно перед вечерней трапезой пастух ставил Мишку в стойло своего двора. Но бывали случаи, когда пастуху очередь была харчиться далеко от своей избы, и чтобы не делать лишние «концы», он привязывал Мишку у очередного дома, где совершалась вечерняя трапеза. Нередки были случаи, когда пастуху перепадало «за воротник», и если это мероприятие происходило совместно с хозяином, то последствия, как правило, били самыми не предсказуемыми. И по рассказам жителей этих деревень, именно такие ситуации позволяли быку, каким-то образом оказываться на свободе. Начиналось с той деревни, где в это время ужинал пастух. Мишка был не то чтобы злой и человеконенавистник, а обычный хулиган. Самым любимым его занятием было загнать припозднившегося человека, а все эти приключения происходили, как правило, после заката солнца, на вечерней зоре, в реку или на ближайшее дерево. За всё время Мишкиных похождений, я не помню случая, чтобы от его хулиганства кто-либо серьезно пострадал. Всё кончалось или истошными воплями баб, стоящих по пояс в речке, или ненормативными монологами мужиков, залезшими на дерево или тоже загнанными в реку. Если это происходило в соседних деревнях, то мои домашние говорили:
- Ты смотри, пастух-то опять видно где-то водку хлещет, а Мишка разбоем занимается, прямо управы на них, окаянных нет!
- Слыш-ка, Нюр, гдей-то это опять баба орёт?
- Да, кажись в Базулине, опять никак Мишка антихрист бабу в Угру загнал!
- И чего это только народ-то терпит?
- Так народ-то и поит пастуха-то, а ему-то что, зальёт зенки да и спать в этом же доме завалится, окаянная его душа!
Ну, и дальше, в том же духе. Не обошёл Мишка и нас своей «потехой». В этот раз пастух пригнал стадо с Берёзового болота, а это рядом с Мухино. Потому, что харчеваться пастуху пришла очередь в нашей деревне. И опять Мишка оказался на свободе. Пастух, в своё оправдание, не переставал уверять всех, что Мишка добрейший бык, но иногда любит «поиграть». Хотя у этого «игруна» было кольцо в верхней губе и колодка на ошейнике. Пастух трапезовал неподалёку от нашей избы, а бык, как всегда, стоял рядом, привязанный за какой-то гнилой кол изгороди. Когда ему надоело стоять без дела, он выдернул этот кол, как спичку и вместе с ним поплёлся вдоль деревни, издавая звуки от которых кровь стыла в жилах. И чего-то ему «взбрендило» в голову, подойти к фасадному углу нашей избы и, поддев рогом нижний венец сруба, начал поддавать угол так, что изба, буквально заходила ходуном. Надо оговориться по поводу установки срубов изб в этой округе смоленщины. Избы ставили без фундаментов. Вместо этого сруб устанавливался на четырёх больших камнях-волунах, так, что нижний венец сруба был на полметра над землёй, а между угловыми опорами сплетали двойной плетень и между ними насыпали песок. Получалась «заваленка» по всему периметру дома. Под пятистенку клали, соответственно, восемь камней. Таким образом избы свободно покоились на угловых камнях, а при необходимости, если какой-либо угол начинал проседать и изба накренялась, то поступали очень просто. Несколько мужиков, вагой поддевали покосившийся угол через подложенный под неё камень и осторожно поднимали его, а в образовавшуюся щель вставляли плоский камень или просмоленную плаху. Поэтому быку, весом не менее полутоны, не составляло труда очень чувствительно встряхнуть, поддетую рогом за угол, избу. Все домашние, не успев осознать случившееся и испугаться, как тётя Нюня, схватив у печки берёзовый веник, опрометью кинулась на улицу и еще с порога начала укорять Мишку за такой разбой:
- Ах ты, «анчутка» окаянный, ты что же это, разбойник удумал, ах ты такой, сякой, разэтакий. Надо сказать, что наша милая тётя Нюня, в подобной ситуации могла припустить и матком, но это у неё получалось как-то нежно. Излюбленное её ругательство «анчутка», видимо, соответствовало какой-то «нечистой силе», так и осталось для меня тайной.
И вооружённая веником и чувством справедливого негодования, наша маленькая и добрейшая тётя Нюня ринулась в атаку на оборзевшего полутонного быка. Каково же было наше удивление, когда это здоровенное чудище, увидев в руках у тёти Нюни веник, как-то, по-телячьи, замычал и пустился наутёк! А выяснилось следующее. Оказалось, что у тёти Нюни эта стычка была не первой, и она случайно обнаружила, что Мишка почему-то страшно боится обычного берёзового веника для подметания полов. Она нам сказала, по её догадке, что, будучи телёнком, ему, видимо, часто доставалось от хозяев этим орудием устрашения, а теперь срабатывает инстинкт младенческого поведения, при виде веника убегать.
Свободное копирование
