ГЛ.22. ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ
Какое растяжимое это понятие – первая любовь! Откуда начинать счет? Не с первых же сердечных волнений – легких, как дуновение весеннего ветра в начале марта, когда еще стоят морозы? Тебе приятно видеть человека, слышать его голос, но ты ничего от него не ждешь. Ты просто любуешься. Что осталось от садиковой любви к Пете Трескунову или школьной – к Шурику Михайлову? От Пети – одно имя, от Шурика – цвет волос и глаз.
У людей увлекающихся таких любовей по жизни рассыпано десятками. Даже врача своего палатного забыла – осталось в памяти тела, а не сердца, тепло его рук, передвигающих по моей груди стетоскоп. Все!
А вот Юра начинал эпоху любви, хотя смешно так говорить сейчас, в наш век, когда старшеклассницы не только целуются, а и спят со своими мальчиками! И беременеют, аборты делают. А я тут со своей первой любовью только могу вызвать недоумение у молодого читателя. Одно утешает – не прочитают это даже собственные внуки!
Весь девятый класс, а потом до окончания школы я жила на полную катушку. Мозги и сердце не знали ни минуты покоя. Шквал эмоций и буйство мыслей заполнили мое существо до предела. Выйдя за него, можно было свихнуться. Но что-то хранило меня. Наверное, Судьба все-таки берегла меня для будущих волнений, по качеству более высоких. Ведь предстояло еще выйти замуж, родить детей, закончить университет, написать первую книжку, ну и так далее.
А тогда…
Как меня еше хватало на дружбу сразу с несколькими людьми, которые между собою не общались из-за полной противоположности натур?
Ближе всех была Ира Монина и Света Меркушова. С дворовой моей подружкой я сидела за одной партой, так что она первой успевала меня спросить перед уроками:
– Ну как, целовались?
– Не-а, просто гуляли по скверу.
– Вот дурак! – удивлялась Света.
Она уже встречалась со студентом-горняком, пятикурсником. И, конечно, целовалась. Моя пассивная по жизни подружка целовалась и обнималась, а я, куда активнее по характеру, бродила по аллеям нашего скверика со своим Юрой, изредка держась за руки.
Юра, наконец-то отцепился от своей компании, отстоял свое право на личные свидания со мною. Цена была такая – временный разрыв мужской дружбы со Славиком, на меня претендующим. Славик откололся, но злобу на нас с Юрой лелеял в душе. Даже однажды сорвался на мерзкий поступок.
– Нам надо поговорить, – сказал как-то после уроков, выловив меня из толпы учеников, уже за воротами школы.
– Давай, говори, – ответила я с досадой, одновременно выискивая глазами Юру. Ведь это он обычно встречал меня.
Мы шли рядом молча весь квартал до моего дома. Славка набирался мужества.
– Ты вот думаешь, что Юра тебя уважает, а он мне недавно сказал про тебя такое!
Я чего угодно могла ожидать, но не этого:
– Вроде бы такая доступная, что с ним уже… спала.
– Ты что – дурак?!
Он задумался, подбирая слова, потом выдал:
– Если это правда, что вы уже…того, то вы – развратники, да!
Славка даже побагровел.
– Не мог такого Юра сказать! Проваливай! – рассердилась я.
– Он дал честное комсомольское!
Славка быстрым шагом пошел от меня по улице. Мне надо было подождать до завтра, чтобы посоветоваться с Ирой. Вот кто умнее всех нас. Не мог Юра сказать такое! Выдумал все Славка!
Но до завтра надо еще дожить, а уже сегодня придет Юра, и… Как себя вести? А вдруг Славка не придумал? Так ли хорошо я знаю этого Юру? Ведь он за четыре месяца нашей дружбы на расстоянии полуметра так и остался загадкой!
Эту сторону моих отношений я обсуждала только с Ирой Мониной. Ради свиданий с Юрой она отступила в сторону, жертвуя нашим общением.