Как с ним было хорошо и легко! И как он умел слушать – при своем-то темпераменте, когда и самому хотелось слово вставить!
Он успел расспросить меня о маме с папой, о сестрах и даже о друзьях, не навязывая своего мнения.
Уже позднее, когда он приезжал в Днепропетровск и заводил разговор о моих увлечениях, друзьях, всегда слушал с искренним интересом. Молча. Но иногда вдруг подводил итог самый неожиданный – и всегда попадал в точку. Я могла, например, расхвалить кого-то, кем в это время увлеклась, и он кивал головой, а потом кидал:
– Брось его, пустой человек. И эгоист.
Я пыталась защитить человека, приводила примеры, исключающие эгоизм, но чем дольше говорила, тем больше убеждалась, что прав дядя Натан, а не я, ослепленная свежим чувством.
У него не было привычки поучать, морализировать, тем более – читать нотации.
Однажды вечером он сказал:
– Завтра едем в горы! На весь день. Выдержишь?
Ну, если я выдержала сбор грибов на четвереньках, то как-нибудь отсижу в комфорте легковой машины!
В горы! Никогда их не видела! Карпаты в моем воображении вздымались до небес.
– И я с тобой, и я, – захныкал Арсен.
Вот оно – слабое звено в воспитательной методе дядюшки! Перед любимым сыночком с ликом ангела он был бессилен. Пока уговаривал ребенка, оправдываясь, почему не может взять его с собой, тот успел закатать целый концерт с дрыганьем ногами и актерскими рыданиями. Даже тетя Дуся была суровей. Правда, и у нее неважно получалось. Арсенчик завывал уже с сухими глазами, постреливая ими в родителей.
– Завтра возвращается Витя с Азой, – сказала тетя Дуся устало. – Приедут, а тебя нету. А они по тебе скучают! Подарок привезут, а тебя нет.
Подействовало. Теперь пришлось срочно звонить во Львов, где у родной сестры тети Дуси, Александры, жил сейчас Витя. Девушка Аза приковала к себе студента Витю крепко. Все боялись, что черноокая Аза окрутит бедного влюбленного мальчика, женит на себе, а тому еще учиться в политехническом не один год!
Горы оказались почти плоскими. То есть, я сначала и не поняла, что наш уазик уже окружен холмами под названием Карпаты. Они так плавно переходили друг в друга, что машина даже не рычала.
– Вот это полонына, – объяснял мне дядя Натан, с любовью поводя рукой вокруг. – Выйдем?
Красота была неописуемой. Таких мощных раскидистых деревьев, такой густой и влажной травы под ногами я не видела нигде. А когда нарисовался, словно на картине, пастух в экзотической одежде, да еще в широкополой шляпе, мне показалось, что я попала в оперную декорацию. Овцы окружили наш уазик, а я не знала, к кому бросаться, на что смотреть. Суетливые животные блеяли и перемещались вокруг меня и машины, словно хотели по-собачьи определить, откуда мы взялись, и стоит ли нам доверять.
Пока дядя Натан шагал к пастуху, а потом с ним разговаривал (тот улыбался широко, как знакомому), я пыталась потрогать ягненка, но малыш шустро отпрыгивал в сторону, смешно «мекая».
– Так мы не доедем до места, – сказал дядя Натан, возвращаясь к нам (шофер из машины не выходил).
Пастух, старый на вид дядечка, издали улыбался нам, потом снял шляпу и поклонился в мою сторону.
– Народ тут культурный, – заметил дядя на мое удивление. – Это тебе не ваши сельские парубки.
Мы останавливались так часто, что я уже ничего не понимала.
Во-первых, возле каждой пивной наш шофер тормозил, потом ждал появления моего дяди. Кроме легкого запаха спиртного, я не видела следов опьянения, но если учесть, что останавливались мы часто, я понимаю, сколько хмеля было в его организме.
Во-вторых, в каждом селенье – большом или малом, дядя выходил, и тут же набегал народ. Словно был он не начальником, а барином, к которому непременно нужно было явиться на поклон. Только поклонов не было. Люди окружали его плотной толпой и улыбались! Они разговаривали на совершенно непонятном языке. Но дядя Натан отвечал по-русски! Никто не переводил. Было такое ощущение, что друг друга стороны понимают прекрасно: кивают головой, показывают куда-то вдаль. То смеются, то сердятся, но дядя не поднимает голос.
– Они цыгане? – спросила я после одного такого селения, где народ был одет пестро, даже нарядно, но, несмотря на летнюю пору, слишком тепло.
– Мадьяры. А предыдущее село ... там русины живут. Выше – гуцулы. А вообще – чистого украинца здесь не найдешь. Здесь много этнических групп, но для вас, городских, все они – гуцулы.
– И ты все языки знаешь?
– А куда денешься? Все, что надо для работы – осилил.
– А кого ты любишь больше остальных? Кто тебе нравится больше?
– Смешной вопрос. Кто работает лучше остальных. Я о национальности просто не думаю. Но мой народ любит красивое жилье, песни, танцы, он умеет отдыхать и работать. И не воруют здесь. За это ценю.
«Мой народ»! Я готова была расцеловать дядю Натана за его душевную щедрость и ясный ум.
Свободное копирование
