И было у этой девочки одно увлечение: она любила рисовать. Но не просто, как все дети. Ей нравилось срисовывать цветную картинку по клеточкам. То есть, она находила рисунок в книжке, разлиновывала его по клеточкам, а потом аккуратно копировала в свой альбом. И когда мы кончали делать уроки, Лиля вынимала свой альбом и принималась за любимое занятие, а я сидела рядом и пялилась на эту почти ювелирную работу.
Рисовала она тоже практически носом.
– Лиль, а почему ты не хочешь срисовать картинку, если она тебе понравилась, просто так, на глаз?– не выдержала я однажды. Мне казалось такое занятие скучным.
– Тогда будет неточно. Я добиваюсь точности.
– А зачем?
Она пожимала плечами. В ее занятии было что-то бездумно-механическое, что заставило меня тоже взять в руки карандаш и попробовать свои силы.
Я срисовала картинку, которую Лиля уже разлиновала, но без клеточек. Просто схватила сюжет. Она посмотрела, то есть, провела носом по моему листику и вздохнула:
– Видишь, как неточно.
Ее мама ревниво смотрела со своей кровати, как я малюю, и теперь тоже вынесла свой вердикт:
– У Лилечки лучше получается. Ты, Люся, не ленись, разбей на клеточки так легче будет и красивей.
Я сразу поняла – Лиля рисовать не умеет. Чувство красоты в ней отсутствовало.
Зато когда я свой рисунок принесла домой и показала Нате, та засомневалась:
– Не ври, это не ты рисовала. Ты только кукол и можешь рисовать. Это Лиля, да?
Было обидно. Тогда я взяла веточку сирени и срисовала ее, положив на стол..
Будучи взрослой я нашла этот первый рисунок среди старых бумаг. Он был хорош. Живая веточка светло-сиреневого колеру говорила мне:
– Эх, ты, дура! Учиться тебе надо было, а не просто пробовать! Лентяйка!
Уж не знаю, какая доля способностей к рисованью была во мне заложена, но я и ее профукала…
Зато полюбила живопись. Пусть она и не волновала меня так сильно, как музыка.
С Лилей мы дружили до окончания седьмого класса, и когда я перешла в другую школу, дружба как-то тихо завяла. Меня все-таки привлекали натуры более творческие. Чужой талант, в чем бы он ни выражался, служил для меня главной приманкой. Мой темперамент требовал более ярких впечатлений.
И у Лили, очевидно, не было особого интереса поддерживать детскую дружбу со мной. Она ни разу не пришла ко мне, хотя бы узнать, куда я надолго исчезла.
Моя двоюродная сестра Тамара Дьяченко, дочка тети Лены, давно живущая в Киеве, сказала мне однажды:
– Ты знаешь, кого я встретила в нашем институте? Твою Лилю Архипову. Она прошла мимо как слепая. С нашими сотрудниками. Но веселая, смеялась чему-то. Оказывается, она – доктор технических наук, имеет красивого мужа и дочку. Они не альбиносы.
Это была хорошая новость. Я-то думала, что в Лилю нельзя влюбиться, и быть ей старой девой. А у нее муж красивый, и дочку рожать не побоялась. А что она доктор именно технических наук – не удивительно. Такие терпеливые, дисциплинированные, рисующие по клеточкам, и становятся докторами технических наук.
Говорят, что случайностей не бывает. Тогда и появление такого персонажа в моей жизни, как Лиля, имело смысл. Какой? Может, расширить круг разнообразных человеческих типов? Чтобы те подогревали мою фантазию?
Кто знает…