Второй добычей Анны Павловны была менее крупная дичь, но тоже «не из простых». Это был капитан, ходивший не в форме, а в штатском. Ему она повысила звание, называя генералом. Раньше все во дворе слышали «мой профессор», теперь «мой генерал». Но с этим типом, у которого привычки и манеры носили чисто солдафонский характер, ей не повезло еще больше. Очевидно, он не удовлетворял ее потребности жить на широкую ногу и в глазах соседей пребывать на верхней ступеньке общества. Звуки ежедневных баталий с капитаном вылетали через форточку на улицу, а с веранды – во двор, так что жильцы дома были в курсе истинного положения.
Однажды, пока квартирант находился вне дома, Анна Павловна пригласила слесаря для каких-то работ, а на закуску уложила его в постель. Капитан вернулся в самый горячий момент. Слесарю удалось спастись, и весь гнев рогоносец обрушил на изменницу.
Крик стоял на весь квартал. Капитан нецензурно бранился, что в те времена считалось привилегией босяков, а не культурных людей, потом схватил чемодан и с воплями покинул уютный и сытный дом – почему-то через черный ход, то есть через нашу кухню. Анна Павловна со свежим фингалом под глазом швыряла ему вдогонку мелкие вещи и орала:
– Да кто ты такой?! У меня профессор был мужем, а ты – сол-да-фон несчастный! Капитан! А, может, ты и не капитан, а ефрейтор?! Катись колбаской!
Несколько дней еще Анна Павловна расхаживала с припухшей от синяков физиономией и гневно сверкала цыганскими очами, жалуясь во дворе:
– Представляете, сказал мне, что он генерал, а сам… Мерзавец, так обманул! Хорошо, что я не успела с ним расписаться!
Все вроде бы жалели несчастную жертву обмана, с трудом скрывая злорадство. Некоторое время она ходила притихшей, но неуёмная жажда острых ощущений брала свое, и Анна Павловна превращалась в Падлиху, уже не достойную жалости, подыскивала очередную жертву.
– Александра Михайловна, ваш кот стащил у меня цыпленка прямо со сковороды! Это безобразие! Я буду жаловаться участковому!
Начинать скандал было удобнее всего с моей мамы – самой уязвимой для несправедливых обвинений. Кот Мурчик никак не мог с горячей сковородки стянуть цыпленка. Для этого надо было прыгнуть на раскаленную плиту, а Мурчик по малолетству был не в силах одолеть такую высоту. Плита, заставленная кастрюлями,- это тебе не занавеска, по которой удобно взбираться наверх, используя коготки.
Если бы такое обвинение Анна Павловна осмелилась выдвинуть в адрес Светкиой мамы, Анны Алексеевны, та бы в ответ облаяла ее похлеще, чем придурковатая собака Зимка – участница всех подобных «переговоров» своей хозяйки с соседями.
А мама защищала честь Мурчика с горечью в сердце и непролитыми слезами, пока не подмогу не являлся папа с суровым лицом и конкретным советом:
– Пишите жалобу на кота. Согласен.
Словом, рядом со мною жили разные люди, и от них незримо для меня тянулись артерии, по которым текли полнокровные чувства. А мозг принимал извне сигналы чужих мыслей и трудился, трудился, обрабатывая сей сложный продукт.
Ах, если бы я могла заглянуть в будущее и связать следствие с результатом многих событий, сдвинув их во времени, то и взросление не сопровождалось бы многими ошибками!
Это касается не только меня. Знала бы Света Куликова, чем обернется для ее добрейшей тетки, Любови Федоровны, брошенная за свадебным столом фраза:
– А у тети Любы есть иконка, такая ценная… Там каждый камушек стоит целого состояния! Мне ее обещали оставить в наследство. Я же из родственников одна у тети Любы.
Это была ее собственная свадьба, и сидели рядом плохо знакомые люди – друзья ее жениха, Генки.
А через неделю Любовь Федоровну задушили подушкой. Пропала только икона. На стуле, подставленном, чтобы снять икону, остался четкий след мужского ботинка. Тетя Люба держала стулья в полотняных чехлах. Убийц нашли случайно, через год, поймав на другом деле, по почерку.
Брат жениха таким образом решил ускорить получение чужого наследства. Вдохновителем был супруг Светланы. Сели в тюрьму все трое – наводчик, организатор и исполнитель. Казнили одного - последнего.
С одной стороны, Бог вроде бы подшутил над любителями драгоценных камушек – они оказались простыми стекляшками. С другой… что же Он не пожалел свою самую кроткую и преданную овечку, послав ей такую смерть? Не слишком ли дорогой была цена – такого наказания одних за счет жизни другого?
Если кто-то толкующий о милости Божьей ответит мне внятно на этот вопрос, я покаюсь в грешных мыслях!
Свободное копирование
