Вопрос о переводе Центральной больницы УСВИТЛа поближе к приискам - в расположенный у Колымского моста поселок Дебин, был решен окончательно; а здесь, вблизи Магадана, должны были построить пионерлагерь «Северный Артек», чтобы дети вольнонаемных тружеников Крайнего севера не чувствовали себя обделенными. Бывшие больничные отделения перестраивались под нужды пионерского лагеря; выздоровевших больных выписывали и отправляли в другие лагеря, как правило, на прииски; часть больных вместе с фельдшерами перевозили на Левый берег в ремонтировавшееся там здание новой больницы. Инвалидов с неполитическими статьями вывезли в Магадан в Карпункт для отправки на материк.
В нашей больнице было четыре хирурга: Калицкий, Меерзон, Задор и ординатор гинекологического отделения Минин. Меерзон и Минин заканчивали свои лагерные сроки и вскоре должны были освободиться, а Калицкому доктор Доктор предложил поехать в больницу на Левый берег. У Калицкого было двадцать лет срока, и он предпочел поехать не в Дебин, а в районную больницу для заключенных на Чукотку, где незадолго до этого были разведаны богатые месторождения олова, золота, каменного угля; открывались прииски, шахты, лагеря, строилась больница и нужен был хирург. Врач был уверен, что дальше его уже не пошлют - дальше был Северный Ледовитый океан и Аляска.
В старой больнице прежде всего перестраивалось хирургическое отделение. Оставшихся там больных, которым не требовались сложные хирургические операции, перевели в наше отделение. Более чем полгода у нас в отделении пролежал Силенко с лейкемией. Положение его все время ухудшалось, резко возросло количество лейкоцитов, сильно увеличилась селезенка, давила на органы брюшной полости, вызывая в результате скопления газов в кишечнике вздутие живота и сильные боли. Ежедневно приходилось ставить ему клизму. В одном из зарубежных журналов главный врач больницы Меерзон, получавший их из Москвы от своих родственников, прочел о методе лечения миелоидной лейкемии удалением селезенки с одновременным переливанием эритроцитной массы крови и инъекциями пенициллина. Терапевтическое лечение уже не давало эффекта, и Меерзон, с согласия Малинского, решил попробовать хирургический метод. Силенко долго не решался на операцию, но, в конце концов, согласился. Смерть заключенного в лагере, а тем более в больнице, была обычным явлением, и врач нес за это ответственность лишь перед своей совестью. В критических случаях это позволяло пренебрегать тезисом «не навреди» и применять рискованные способы лечения. Перед операцией Силенко назначили диетическое питание, так называемый «спецзаказ» - улучшенное питание из небольшого ассортимента высококачественных продуктов, которые получала больница в ограниченном количестве; и провели медикаментозную терапию, состоявшую, в основном, в применении сердечных средств и накачивании организма больного витаминами. Операция продолжалась более двух часов. Удаленная селезенка, вместо обычной массы в 150 - 200 граммов, весила более пяти килограммов. Во время операции Меерзон перевязал около тридцати кровеносных сосудов разной величины.
Якову Соломоновичу оставалось два месяца до освобождения из лагеря, и ему, как главврачу, разрешили жить за зоной. После операции он зашел отдохнуть в свою комнату на вольном поселке, поручив медсестре следить за больным. Проснувшись, Силенко почувствовал облегчение - не давила огромная селезенка. Но через некоторое время положение его резко ухудшилось: мертвенная бледность покрыла кожу, черты лица заострились, пульс едва прощупывался. Срочно вызвали доктора Задора, работавшего в хирургическом отделении, и Марлинского; а пришедший с вольного поселка Меерзон застал уже последние дыхания больного. Как показало вскрытие, прорвался один из крупных кровеносных сосудов, перевязанных хирургом.
В лагере блатные могли ни за что убить человека, до полусмерти избивали заключенных и надзиратели; конвоир мог застрелить зэк», подошедшего слишком близко к необозначенной на местности запретной зоне; но в больнице врачи до последней минуты боролись за жизнь даже обреченного больного. У нас в отделении лежал парализованный старик. У него был бульбарный паралич, он не мог глотать пищу, говорить, лежал неподвижно на кровати, мочился и испражнялся под себя. И все же в течение нескольких месяцев дважды в день я искусственно кормил его с помощью дуоденального зонда и двухсотграммового шприца. А в лагерной кухне ему приготавливали по рецепту врача еду из молочного и яичного порошка и сахара, мясные бульоны.