В конце декабря в бухту Нагаево прибыли из Находки, уже в сопровождении ледокола, последние караваны кораблей с невольниками. И как всегда, с ними в больницу поступил поток тяжелобольных. Часто машины приезжали ночью, но Александр Абрамович требовал, чтобы его будили в любое время. Он немедленно принимался осматривать больных. Много было с воспалением легких, с тяжелыми дизентерийными, дистрофическими и авитаминозными поносами, с отморожениями, с пролежнями, часто инфицированными, изъязвленными. Больные неподвижно лежали на койках, эти живые скелеты с втянутыми животами, сухой кожей, преждевременно состарившимися лицами, опустошенными взглядами, отрешенными от реальной жизни. У глубоких дистрофиков после полного исчезновения подкожной жировой клетчатки атрофируются мышцы, происходят необратимые изменения во внутренних органах, нарушается деятельность желудочно-кишечного тракта, теряется аппетит, пропадают все человеческие чувства и инстинкты.
В эту зиму особенно тяжелым был этап заключенных, приехавших в трюмах парохода «Советская Латвия». Много было работы - приходилось срочно вызывать уже отработавших сутки сменщиков: фельдшеров и санитаров. Нередко болезненное состояние и дистрофические изменения внутренних органов у прибывших с материка заключенных были настолько глубокими, что процесс разрушения организма становился уже необратимым; и в первых же записях в историях болезней, сделанных врачом, можно было прочесть: «Положение безнадежное!» А ведь всего две недели назад в Находке медкомиссия признала их годными для тяжелой физической работы на приисках, рудниках и шахтах Колымы!
Все же большую часть больных удалось спасти, но процесс выздоровления часто затягивался на многие месяцы. Более двух месяцев пролежал с изнурительными поносами молодой латыш. Йод-сульфидин, внутривенные вливания глюкозы, витаминов, физиологического раствора, подкожные инъекции камфары с кофеином, другие сердечные средства, специально приготовленная для него на кухне еда в течение длительного времени не оказывали желаемого результата. Но молодой организм все же победил! И когда, после нескольких месяцев тяжелой болезни, он впервые приподнялся и сел на кровати, жутко было на него смотреть - это был скелет, обтянутый кожей. И только глаза блестели, убеждая нас, что обладатель их возвращается к жизни.
Недалеко от него лежали двое блатных: один старый - «честный вор», другой молодой - «сука». Старый вор умирал. Соседи постоянно спорили. Сцепившись в словесной перебранке, каждый доказывал правоту своих убеждений. До самой смерти честный вор отстаивал чистоту старого воровского учения, справедливость годами выработанных законов блатного мира.