Летом мы работали без выходных дней, а фельдшер освобождал заключенных от работы лишь в крайнем случае. Почти каждый день были «отказчики». Нарядчик старался вытолкнуть отказчика за вахту, отказчик упирался, норовил остаться в зоне, так как знал, что, если конвой его примет и поведет на работу, бригадир «филонить» ему не даст. Если отказчик оказывался победителем и нарядчик решил махнуть на него рукой, его отправляли в подконвойку, откуда тоже выводили на работу, уже с собакой, но на более легкую.
Два раза за четыре месяца промывочного сезона нас после работы водили в баню. Это была неприятная процедура, так как осуществлялась за счет нашего сна. Баня была еще недостроена, в ней гулял ветер. Со строительством ее не спешили, так как в первую очередь плотники должны были возводить промприборы, расширять лагерную зону, строить бараки. Баня находилась за зоной. Приводили нас туда под конвоем. Одежду мы сдавали в вошебойку - «в прожарку» или, точнее, «в пропарку», так как возвращали ее обычно влажной. Для мытья каждому выдавали по черпаку, литров на пять, тепленькой воды и по микроскопическому кусочку хозяйственного мыла, который трудно было удержать в руке.
Узнав, что в лагере есть КВЧ, я побрел туда в надежде достать лист бумаги и карандаш, чтобы написать домой маме о том, что жив, и сообщить свой новый адрес. Начальницей КВЧ была жена начальника ОЛПа, но она редко появлялась в лагере. Женское присутствие было несвойственно для приисковой лагерной жизни, и заключенные смотрели на женщину, как на что-то диковинное, экзотическое. Она смутно напоминала невольникам о существовании другой, нелагерной жизни. В комнате КВЧ находился единственный заключенный сотрудник - художник, работа которого состояла в изготовлении зовущих нас на трудовые подвиги плакатов, в изобилии украшавших лагерные подразделения и промприборы. Работник КВЧ сказал мне, что для писем у него бумаги нет, но что я смогу достать ее в бараках. Действительно, мне удалось за полпайки хлеба раздобыть небольшой листок оберточной бумаги светло-коричневого цвета из-под аммонита. Продавец вручил мне и тупой карандаш, которым я в его присутствии нацарапал несколько строк, сообщив маме свои новые координаты. Сложенное треугольником письмо я опустил в почтовый ящик, висевший на стене барака, в котором находилась КВЧ.
После ужина проводилась поверка. Нас выстраивали на плацу у вахты, где обычно собирались мы на развод, и бригадир, а чаще его помощник, проверял все ли на месте. На время проверки дневальный выгонял всех из барака. Затем приходил нарядчик, снова подсчитывал доверенную ему наличность, и когда «дебет с кредитом сходился», шел на вахту за надзирателем для окончательной, пофамильной проверки.
Свободное копирование
