Я помню Находкинский порт
И вид парохода угрюмый,
Как шли мы по трапу на борт
В холодные мрачные трюмы.
На море спускался туман,
Ревела стихия морская.
Лежал впереди Магадан -
Столица Колымского края.
Из песни заключенных
Около недели мы находились в Находкинской пересылке. Наши знакомые блатные на этап не попали, за исключением одного, волею небес причисленного к контре.
- В трюме власть сильных неограниченная, - убеждал он нас.
- Нас двадцать девять, а ты один и не получишь больше, чем тебе положено! - ответил ему староста нашей бригады, пожилой крестьянин.
- Жратву я и без вас достану!
И действительно, в трюме парохода он приходил утром за хлебом, а затем уходил к своим собратьям по ремеслу и проводил с ними время...
Плотно упакованных в грузовиках, под неусыпным надзором бдительных конвоиров нас привезли в Находкинский порт, еще раз пересчитали свой бесценный груз и вручили новому хозяину - начальнику этапа. Проведя по длинной наклонной деревянной лестнице на палубу, нас, около пяти тысяч невольников, спустили в трюмы «Дальстроя» - одного из многочисленных океанских кораблей, совершавших рейсы между портом Находкой и бухтой Нагаево и доставлявших на Колыму заключенных и другие грузы. С конца тридцатых годов до последних дней нашего незабвенного Вождя, колымские лагеря являлись крупнейшим отделением ГУЛАГа (Главного управления лагерями) - в них постоянно находилось около четверти миллиона заключенных. Десятки тысяч умирали ежегодно, но не меньшее количество за это же время прибывало с «материка» в трюмах океанских пароходов - по несколько тысяч в каждым. Всего за навигацию корабли с невольниками совершали до двадцати рейсов.
Из справочников и энциклопедий мы знали, сколько жителей в любом городке и поселке, сколько коров и птицы у знатной доярки или птичницы, сколько крепостных было у царского вельможи или помещика; но ничего нельзя было узнать о невидимой армии заключенных на островах «Архипелага ГУЛАГа» - все они существовали вне времени и пространства.
Трюмы поглотили нас, и корабль направился через Татарский пролив в неспокойное Охотское море. Два раза в день по десять человек выводили нас на палубу и возле люка нашего трюма под дулами автоматов кормили горячей пищей. Сердитые волны Охотского моря встретили нас недружелюбно. Шесть суток мы добирались до бухты Нагаево, и почти всю дорогу штормило и качало. Многих рвало, были больные, но врачей мы не видели, а конвой на наши стенания не обращал внимания, так как в его обязанности входило лишь доставить невольников в Магадан - живыми или мертвыми. В трюмы корабля конвоиры не спускались.