Не песня, а жалобный крик
Из каждой груди вырывался.
«Прощай навсегда, материк!»-
Хрипел пароход, надрывался.
Из песни заключенных
Выгрузив в бухте Нагаево, нас повели строем в Магаданский транзитно-пересыльный пункт - «Карпункт» (Карантинный пункт), до которого было километра четыре. Больных и сильно ослабленных заключенных повезли на грузовиках. В пересылке мы партиями раздевались догола, сдавали свои вещи в прожарку, мылись в бане, проходили санобработку и по вызову заходили в приемное помещение, где за столами сидели врачи - женщины и мужчины. Сообщив свои данные (фамилию, имя, отчество, год рождения, статью, срок), мы поворачивались спиной к врачу и показывали свои ягодицы. Они были основным показателем нашего здоровья. Можно было иметь отечное лицо, опухший живот или ноги, но лишь мышцы таза свидетельствовали о степени истощения заключенного, а значит, и о пригодности его к тяжелой физической работе. Взглянув на мои ягодицы и спросив для порядка, на что жалуюсь, женщина-врач повела меня к главному врачу, решавшему вопрос о необходимости положить заключенного в больницу, дать небольшой отдых или вовсе сактировать, то есть признать его, как правило временно, нетрудоспособным. Главный врач отрицательно мотнул головой, и мне присвоили третью категорию трудоспособности - сказался произвол блатных в поезде и в Находкинской пересылке.
Заключенные делились на четыре категории по трудоспособности. К первым двум категориям относились здоровые, еще неистощенные голодом узники, годные к тяжелому физическому труду в шахтах и рудниках, на карьерах и приисках. Третью категорию, к которой причислялись ослабленные болезнью или голодом невольники и пожилые заключенные, иногда направляли на более легкие работы. И наконец, к четвертой категории относились лагерники временно или окончательно нетрудоспособные. Таких бытовиков иногда отправляли обратно на материк, а политические, независимо от состояния здоровья, доживали свой век в более или менее сносных условиях в больницах или на голых нарах и голодном пайке в полустационарах или инвалидных городках, зарабатывая иногда лишний кусок хлеба или черпак баланды, убирая лагерную зону, помогая в столовой, на кухне или дневальному барака.
После бани пригодных к работе заключенных одели во все новое, американское. Мы получили хлопчатобумажные брюки и рубахи, нижнее белье, телогрейки и шапки-ушанки, а также ботинки из искусственной кожи со стальными подковками. В бараке нам дали по большому куску белого хлеба, выпеченного из американской муки, и отвели в столовую, где нам вручили по куску соленой селедки и накормили неплохим приварком, которого мы не видели уже около двух месяцев. В первый же день отправили на прииски первую и вторую категорию заключенных. Причисленные к третей категории надеялись, что их оставят для более легкой работы, но на следующий день и нас посадили в машины и тоже повезли на север, в тайгу - на прииски.