Беспредел

   Те же возгласы ветер доносит;

   Те же стаи несытых смертей

   Над откосами косами косят,

   Над откосами косят людей.

   Роковая страна, ледяная,

   Проклятя железной судьбой -

   Мать Россия, о родина злая,

   Кто же так подшутил над тобой?

 А. Белый

   Более месяца продолжался наш путь. В первых числах июня поезд прибыл в Находку. Нас выгрузили, завели в баню, раздели; одежду отправили в прожарку для дезинфекции, провели медицинский осмотр для оценки качества поступившей на пересылку рабочей силы, дали какие-то таблетки для укрепления здоровья, сняли отпечатки со всех пальцев рук и ладоней, чтоб не перепутать в пути, выкупали в бане и отправили на отдых в барак. Ни в тюрьмах, ни в лагерях, ни на пересылках нас не фотографировали. Видимо, в это трудное военное время на всех пленки не хватило. И нашими единственными документами, удостоверяющими личность, были отпечатки пальцев.

   После длительного этапа через всю нашу необъятную страну, холода и грязи, назначенной начальством и блатными диеты на моем исхудавшем теле появились многочисленные фурункулы. В Находке нас поместили в одну из десяти зон пересылки, отгороженных друг от друга колючей проволокой. В бараке, оборудованном двумя рядами сплошных двухэтажных нар, находилось около семисот заключенных - все мужчины киевского этапа. Остались в этом бараке и все блатные нашего вагона, за исключением Эмира, хорошо известного в преступном мире вора и перекочевавшего в рабочую зону. Обитатели барака были разбиты на бригады: по тридцати заключенных в каждой. Раз в день проводили поверку, выстраивая нас в хорошую погоду во дворе, в дождливую - в бараке. Еду приносили в зону. Бригадиры получали пайки, тут же их раздавали по списку. Горячий приварок чаще всего не доставался нам вовсе, так как раздача его находилась в руках блатной кодлы. Второе - фасоль, горох или кашу - сразу уносили в мисках на стол «джентльменов удачи». Мы пристраивались в очередь за первым и были рады, если нам доставалось хоть полчерпачка жидкой баланды.

   Пересылка считалась подразделением Севвостлага и обеспечивала «организованной рабочей силой» (оргсилой) Колымские лагеря. Лишь немногие, главным образом женщины и блатные, временно попадали в местные сельхозлагеря, снабжавшие дарами природы лагерное начальство и вольнонаемных граждан Колымы. В одном из таких лагхозов на один год задержалась Лариса.

   Порядок в зонах пересылки поддерживал староста и его помощники. Это было время, когда в воровском мире произошел раскол. Часть воров пошла на службу к лагерному начальству - «ссучилась», «скурвилась»; и теперь «суки» стали смертельными врагами «честных воров» - представителей старого поколения блатных, все еще сохранявших свою относительную независимость от вольнонаемной лагерной администрации.

   Бывший авторитетный вор, а теперь уже сука, староста появлялся в бараке в сопровождении телохранителей, вооруженных дубинками. Власть старосты в лагере была неограниченной. Однако, как только ворота зоны за ним закрывались, восстанавливались старые воровские порядки. Увидев, как трепетали воры при виде старосты и его свиты, один из фраеров обратился к нему:

   - Нам еду положенную не дают. Отбирают!

   - Как это не дают? Кто отбирает? Укажи мне! - потребовал староста.

   Кто не давал нам нашей похлебки, мы и сами не знали, так как нам ее просто «не хватало».

   - Не знаю кто, - ответил жалобщик, сообразив, что староста сейчас уйдет и он останется один на один с ворами.

   - Боишься их? Ну так молчи!

   И дубинка старосты заходила уже по его спине.