Сокамерники

   Тебе - хвала! Тебе - благодаренье!

   Тебя единого мы будем прославлять,

   И не достойно ни одно творенье

   Тебя по имени назвать!

    Д. Мережковский

   Народу в нашем свинарнике было много, около половины - бывшие военные. Все были поглощены своими заботами и переживаниями. Оживлялись только, когда во дворе слышался звон посуды - начиналось «кормление зверей». Думаю, что от такой кормежки настоящие звери давно подохли бы, но человек живуч... И все же некоторые из сокамерников ощущали потребность перед кем-нибудь высказать свою боль, понять, в чем и когда они совершили роковую ошибку, когда возврат к старому был уже невозможен, где перед падением не подложили под себя клок сена.

   Справа от меня лежал молодой парень - Бойко. Перед войной он перешел на последний курс факультета журналистики Киевского университета и приехал на отдых в родной Николаев. Здесь его застала война. После захвата города он был арестован нацистами как комсомолец, но через несколько месяцев его отпустили. Это и послужило причиной его ареста советской контрразведкой. Многих комсомольцев фашисты расстреляли, а его отпустили. Почему? Не иначе, как предал кого-то. Не найдя никаких улик, но уверенный в его виновности, следователь дотошно стал изучать подробности его жизни в оккупации и выяснил, что один из его сокамерников по фашистским застенкам был украинским националистом; и теперь чекист разрабатывал новую версию его преступной деятельности.

   В нашем хлеву Бойко вспоминал, как косяками репрессировали во второй половине тридцатых годов украинских писателей, близких к журналистским кругам и частых посетителей факультета. Во времена репрессий 1936 - 1938 годов началась критика многих украинских писателей и поэтов со стороны партийных организаций и прессы, обычно по наметке компетентных органов. После такой артподготовки, завершить дело энкавэдистам было уже несложно. Один из популярных украинских поэтов нашел остроумный способ защиты: написал хвалебное стихотворение о Сталине, вскоре переложенное его другом на музыку и зазвучавшее в песне на всю страну. После этого органам НКВД он стал не по зубам и его оставили в покое. Арестовать его сейчас означало запретить полюбившуюся народу песню о Великом друге и вожде.

   Примеру автора этого стихотворения спешно последовали и другие поэты. В новой хрестоматии по украинской литературе раздел стихов каждого советского поэта начинался теперь со стихотворения о Сталине. Труднее было прозаикам. Написать роман или повесть о любимом вожде? Не всякий был способен умело выполнить такую задачу, да и сам Вождь придирчиво относился к публикациям страниц своей биографии; подозрительно относился ко всем, кто копался в ней; понимал, что это не может быть биографией обычного человека. Лишь после Великой Отечественной войны он согласился на издание массовым тиражом своей «Краткой биографии», тщательно проверенной им лично; сразу же полюбившейся народу и вскоре ставшей наряду с «Краткой историей ВКП(б)» настольной книгой каждого коммуниста, каждого сознательного советского гражданина.

   В 1939-м году учитель украинского языка одесской 40-ой школы собрал у нас учебники по современной украинской литературе и вырвал из них более половины страниц - все произведения репрессированных советских прозаиков, чтобы имена врагов народа не упоминались в литературе, чтобы их забыли навсегда.

   В украинском национализме был обвинен и молодой крестьянский парень Корниенко. Причину ареста он так и не понял. Молодой, подающий надежды следователь спешил закончить дело в максимально сжатые сроки. Стараясь помочь своему подследственному, он задавал вопросы, и сам же отвечал на них, давая волю своей фантазии; и только подписывать протоколы предлагал арестованному. Довольный, следователь вручил дело прокурору, объявив, что оно подготовлено для суда.

   - Да он же вам ничего существенного не сказал! - удивился прокурор, просмотрев материалы следствия.

   - Как же, он во всем сознался!

   - Но где пароли, явки, фамилии членов организации, их адреса?

   Прокурор приказал вызвать подследственного. И тут выяснил, что Корниенко не знает, что он подписывал, путается в показаниях и, в конце концов, заявил, что следователь принуждал подписывать протоколы, составленные им, угрожая пистолетом. Огорченный зря потерянным временем, прокурор решил передать дело другому, более опытному, следователю.