Бегство на Запад

   Гарун бежал быстрее лани,

   Быстрей, чем заяц от орла.

   Бежал он в страхе с поля брани,

   Где кровь черкесская текла.

   Отец и два родные брата

   За честь и вольность там легли -

   И под пятой у супостата

   Лежат их головы в пыли.

  М. Лермонтов

   Слева от меня лежал горный инженер Владимир Алексеев. Отец его, до революции студент Екатеринославского горного института, подхваченный волной свободолюбивых идей, сблизился в начале века с социалистами-революционерами и был арестован царской охранкой. Объединяла его с бунтарями романтика борьбы с самодержавием за лучшее справедливое общество, где все бы жили хорошо и дружно, учились, трудились бы на благо народа и пожинали плоды своего просвещенного труда. На суде адвокат предположил, что его подзащитный, как и многие другие сверстники обвиняемого со свойственными им юношеским задором и максимализмом, был увлечен вредными идеями революционного движения. Но, если его отпустить сейчас с миром, эта болезнь скоро пройдет - его подопечный поймет всю пагубность разрушительной деятельности безответственных бунтовщиков, станет законопослушным и полезным гражданином Российской империи, защитником спокойствия и мира в стране - будет верно служить Царю и Отечеству. Если же его осудить и он попадет в ссылку или на каторгу вместе с неисправимыми, озлобленными бунтарями и террористами, общество навсегда потеряет одного из своих сыновей. И суд оправдал подзащитного.

   Революционная романтика на время прошла, но в период буржуазной и пролетарской революций кровь заиграла в нем с новой силой. Теперь он уже становится членом ВКП(б), сражается в рядах Красной Армии с Корниловым, Деникиным, Врангелем. В трудные годы восстановления и развития Донбасса Алексеев работает начальником угледобывающего треста, а затем и комбината.

   Старший сын Владимир, студент горного факультета Сталинского индустриального института, летом вместе с другими комсомольцами работал в шахте. Однако, вскоре он обнаружил, что работа их становится все больше показной, что организаторов комсомольского движения чаще можно встретить на заседаниях или в пивной, чем в шахте. Критические замечания на основании своих наблюдений он послал генеральному секретарю ЦК ВЛКСМ Александру Васильевичу Косареву. Письмо возвратилось для проверки в райком комсомола. В райкоме потребовали публичного признания «отщепенцем» клеветы на советскую молодежь. Поведением его возмутился даже отец. Сын настаивал на том, что написал правду, и каяться отказался. Его исключили из комсомола, и с большими сложностями, лишь с помощью знакомств отца, ему удалось окончить институт. Но вскоре арестовывали отца, как бывшего эсера и троцкиста, а затем началась война.

   Владимира и его брата, как шахтеров, не призвали в армию; они не попали на фронт и остались в захваченном нацистами Донбассе. Младший брат его, не принятый в институт, как сын врага народа, и ненавидевший Советскую власть, которая, как он считал, сломала ему жизнь, предложил свои услуги оккупантам. Нацисты оценили его рвение, взяв на работу следователем в полицию. Владимир при содействии брата стал начальником биржи труда.

   Шахты перед уходом Красной Армии были взорваны. Нацисты восстанавливать их не собирались. Среди шахтеров силилось движение сопротивления оккупантам. Сотни шахтеров были расстреляны, тысячи отправлены на запад. Тщательно готовила списки на их угон биржа труда, которую возглавил старший из братьев. Для шахтеров не было работы, оккупантом они доставляли много хлопот, и те решили отправить их в Херсонскую и Николаевскую области на полевые работы - нацистам нужен был хлеб для армии. Уезжая, люди теряли дом и все, что было нажито за долгие годы тяжким трудом. А может быть, их отправляли в фашистские концентрационные лагеря для работы на карьерах и военных заводах? Начальник биржи труда не задавался такими вопросами. За многие годы он уже привык, что решает все начальство, а ему остается только бездумно выполнять его приказы. Беспрекословное подчинение воле начальства было главным достоинством чиновника.

   При отступлении оккупантов братья Алексеевы, так же как и другие их знакомые, служившие в фашистских репрессивных органах, не рассчитывали на пощаду со стороны Советской власти и решили отступать вместе с нацистами. Их набралось шестнадцать человек. Достали подводы, лошадей, запаслись провизией, прихватили ценные вещи и отправились в путь. Вскоре к ним присоединился еще один попутчик, который, как объяснил он своим новым приятелям, тоже не искал встреч с наступавшей Красной Армией, с виду бывалый малый. Он обещал помочь им в дороге, оказался общительным; и друзья Владимира, считая его своим товарищем по несчастью, охотно делились воспоминаниями о недавней сытой жизни и сокрушались о наступивших невзгодах. Никто из них не подозревал еще, что следствие по их делам уже началось, что следователь рядом с ними, что им не суждено переправиться через Днепр, и здесь, на левом берегу, они будут арестованы и под конвоем препровождены в контрразведку фронта.

   Владимир вспоминал всю свою жизнь и мысленно искал ту роковую черту, переступив через которую возврата к старому уже не было. Однажды он вернулся с допроса особенно подавленным. Была очная ставка с братом, спокойно рассказывавшем о зверствах фашистов и полицаев на допросах коммунистов и шахтеров в застенках гестапо - допросах, в которых тот участвовал. Владимиру казалось, что перед ним совсем незнакомый ему человек