Через день повели на допрос, где меня любезно встретил следователь - майор Беленький; предложил сесть к столу, сокрушенно говорил о том, как неудачно я попал в переделку, что я ему как родной сын и он попытается нам помочь. Он понимал, что не вражда к Советской власти привела меня к националистам, а ложная романтика гнилого подполья и, вынув из стола тоненькую брошюру о подвигах комсомольцев-краснодонцев, сказал:
- Вот как поступает настоящая советская молодежь!
Я стал просматривать брошюру.
- Нет, не сейчас! Я буду занят, - сказал он мне.
- Так, может быть, можно взять ее в камеру?
- В камеру нельзя. Ты потом ее здесь почитаешь. А сейчас иди. Дорогу сам найдешь? - и, подойдя к конвоиру, сказал ему: - Проводи пацана, а то еще заблудится.
Я вошел в свинарник, переполненный чувством благодарности к этому доброму, понимающему меня человеку; и надежда на благополучный исход нашего дела вновь затеплилась в моей груди.
- Кто у тебя следователь? - спросил один из сокамерников.
- Мне попался хороший следователь: майор Беленький.
- Этот тебе еще покажет! Первый день он всегда мягко стелет. Но спать тебе на этой постели не придется, - мрачно предрек горный инженер Алексеев, лежавший рядом со мной.
Действительно, когда на следующий раз я вошел в кабинет следователя, Беленький сразу же напустился на меня с матом:
- Ты что ж это, сверби твою мать, в камере говорил? Думал, на дурачка напал?
- Ничего не говорил! Сказал только, что хороший следователь попался.
- А другие что говорят?
- Да ничего. Каждый занят своими мыслями.
Только наивный человек мог предположить, что арестант в камере начнет рассказывать о том, о чем следователь не смог выпытать у него на допросе.
- Значит, не хочешь рассказывать правду? Думаешь, провел следователя? Это тебе не контрразведка армии! Читал я твои показания. Здесь следствие я буду вести сначала. Отставь стул в сторону и отойди от стола на три шага, отвечать будешь стоя. Скорее все вспомнишь!
И он начал расспрашивать все с начала, но записывал мало. Ничего нового ни от меня, ни от Ларисы, ни от Анны он не услышал, да и не мог услышать.
- Вот, ты говоришь, украинские националисты боролись с фашистами? - спросил он меня.
- Во время оккупации они воевали с немцами. У них были партизанские отряды.
- Это они так говорили, чтобы привлечь на свою сторону побольше олухов, вроде тебя. На самом же деле они помогали фашистам воевать против советских партизан. Они убивают на фронте и в тылу наших солдат и офицеров, они смертельно ранили генерала армии Ватутина. И судьба твоя будет зависеть от того, как скоро они сложат оружие.
- Ты читал заявление Хрущева, в котором ясно сказано, что действовали они заодно с фашистами? - продолжил он.
- Но это не так! Фашисты расстреливали украинских националистов.
- Значит, член Политбюро Хрущв врет?
Переполненный благородным гневом, он подошел ко мне и влепил такую затрещину, что я с трудом удержался на ногах. Распалясь, стал осыпать меня руганью, отборной площадной бранью. Затем, подумав немного, сказал:
- Надоел ты мне! Пойду спать. А ты стой по стойке смирно, а когда я приду, все расскажешь, как было на самом деле.
Дверь в соседнюю комнату была открыта. Там другой майор допрашивал другого заключенного. Обратившись к своему коллеге, Беленький сказал:
- Ты посмотри, чтоб арестованный не прислонялся к стене!
Ужасно кусали комары, от истощения и усталости подкашивались ноги, кружилась голова, свет мерк в глазах. Выстоять по стойке смирно долго я не мог и, отступая постепенно назад, прислонился к стене.
- Отойди от стены на три шага, - услышал я окрик из соседней комнаты, но уже успел немного отдохнуть.
Свободное копирование
