Мрачна моя тюрьма; лишь изредка проглянет
Луч солнца в щель окна и свод озолотит,
Но я не рад ему, - при нем виднее станет
Могильный мрак кругом и сырость старых плит.
С. Надсон
Контрразведка 3-го украинского фронта также находилась в одном из покинутых немецкими колонистами сел. Сдавая нас, армейский конвоир передал тюремному начальству общипанную уже книгу по математике, отобранные у меня при личном обыске фотографии, французскую авторучку, подаренную мне Ларисой в день семнадцатилетия, и пакет с литерами, извлеченными из развалин дома на Отрадной.
Нас разместили на скотном дворе, огражденном теперь от внешнего мира колючей проволокой и превращенном в тюрьму. Я попал в бывший свиной хлев, о чем свидетельствовал не выветрившийся запах в камере и в которой уже находилось около тридцати арестантов. Маленькое окошечко было забито широкой доской, и даже в солнечную погоду в свинарнике был полумрак. За окном ходил часовой. В сарае возле двери с одной стороны стоял старый котел, превращенный в парашу, а с другой - бачок с питьевой водой.
Два раза в день нас выводили на оправку, где мы под неусыпным надзором конвоиров, стоя на узких досках, проложенных над неглубокой ямой, отправляли свою нужду или просто дышали свежим воздухом. Бумаги для подтирки у нас не было, да она нам не очень была нужна, так как при нашем питании и сидячем или лежачем образе жизни лишь твердые катышки раз в неделю выскакивали из наших заднепроходных отверстий. В камере арестанты лежали вплотную друг к другу на земляном полу, скудно покрытым сеном.
Свободное копирование
