Общаясь с Юрой Божко в течение многих лет, я не раз бывал потрясён его необычайной цельностью фанатической преданностью избранному пути. Научные и преподавательские его успехи, между тем, разворачивались на фоне колоссальной личной трагедии. Однажды, в дни зимних школьных каникул, которые теперь вновь принято именовать рождественскими, а тогда, в 60-е, всё ещё называли новогодними, он позвонил мне с просьбой: не смогу ли я ему сопутствовать в посещении школьного праздника «ёлки», где его дочурка должна играть роль «Снегурочки».
- Мне об этом сообщила учительница, с которой у нас договорённость, - объяснил он.
Школа находится на Холодной Горе – это отдалённый от центра города харьковский район преимущественно одноэтажной застройки. Там бывшая Юрина жена жила со вторым мужем и дочерью в доме своей матери.
Мне, как и обычно, предстояло обеспечить подходящий транспорт. До школы доехали без приключений и принялись ждать. Для такого инвалида, как Юра, это тоже сложная задача: ведь сесть на стул он не может: спина не сгибается… В кабине «Волги» он ездит полулёжа… Я как-то раз попытался в стихах описать эту деталь его трагического положения:, рассказав, как он встаёт со своего ложа:
Вот так вставала бы скульптура!
Так брёвна ставят «на-попа»!
Мне показался тогда неуместным, слишком рассудочным занятием подбор образных сравнений для передачи этой жизненной трагедии, и стихотворение осталось ненаписанным. Но теперь привожу эти строчки, чтобы яснее показать, как же трудно давались ему минуты ожидания!
Праздник начался и продолжился без «Снегурочки». Как потом подтвердилось, классная руководительница работала «на два фронта»: пригласив на ёлку отца Тани – сообщила об этом матери…
Но в этом предположении ещё нужно было убедиться. А вдруг девочка просто заболела? И мой друг попросил меня поймать машину, которая отвезёт нас к дому его бывшей тёщи.
На улице – январский мороз, сечёт по лицу колючая вьюга. Школа находится на глухой улочке, надо идти на оживлённое Комсомольское шоссе, до которого минут 15 ходу. Стою там, попеременно растирая то одну щёку, то другую, уже и ноги застыли, «голосую» каждой проезжающей легковушке, уже и не разбирая модели, но все они - шуррух! шуррух! – проносятся мимо, не останавливаясь. Наконец, какой-то «москвичок» затормозил. Не давая водителю опомниться, я открываю переднюю дверь и вскакиваю в кабину, усевшись рядом с ним: ни дать ни взять – заправский грабитель-угонщик
- Вам куда? – спрашивает хозяин машины, молодой мужчина.
И тут я буквально взмолился:
- Послушайте, мы с другом попали в такой переплёт...
И быстро пересказываю этому совершенно незнакомому человеку трагедию моего друга и нынешнюю ситуацию. Объясняю: сейчас надо его доставить к одному из домов района – тут недалеко. Но потом ведь необходимо отвезти его домой, а он живёт в районе Госпрома!
Водитель отпустил на секунду руль, чтобы всплеснуть руками:
- Что вы, да я спешу! Очень спешу! Мне некогда!
Не помню слов, какими принялся я его уговаривать, но преуспел лишь в одном: здесь, внутри района, он уж нас доставит, куда нам надо, но дальше...
- Чёрт меня дёрнул остановиться! – в сердцах восклицает мужчина. – Это я вас пожалел: смотрю – человек мёрзнет, может, недалеко ему, да и по пути...
Подъехали к школе. Я побежал за Юрой, который ждал в вестибюле. С великим трудом, но втиснулся он в кабину. У Вани Саратова машина, примерно, такая же, но ведь он возит Юру и его маму летом, а сейчас дополнительные трудности создаёт одежда и зимняя обувь.
Через несколько минут подъезжаем к добротному кирпичному, окружённому глухим забором дому . Водитель, выпустив нас, говорит мне:
- Если недолго – я вас подожду, вывезу на дорогу, а там кого-нибудь другого найдёте…
Чужой человек, а за несколько минут понял суть ситуации, пожалел страдальца. Насколько проще жилось бы в мире, будь в нём побольше таких сердобольных, милосердных людей.
Юра на своих костылях доковылял, в моём сопровождении, до калитки, приоткрыл её, входит... и на него со свирепым рычанием бросается огромный пёс, каких обычно держат на цепи. Но на этом цепи нет! Юра едва успел отступить назад, а я придержал его, чтобы он не упал навзничь на землю. Калитку мы успели захлопнуть перед самым носом у пса.
Тут на шум и лай вышла хозяйка – Юрина бывшая тёща. Уведя куда-то пса, впустила Юру во двор. Я вернулся в машину. Водитель сидел потрясённый только что увиденным зрелищем.
Юра задержался ненадолго. Вышел на своих костылях с лицом сумрачным, явно огорчённый и озабоченный.
- Видел, Феликс, каков домик?! – Он мотнул головой назад, не оглядываясь на только что оставленное подворье, но как бы приглашая меня ещё раз пристально вглядеться в эту поселковую хоромину. – В таких домах растят детей без иллюзий.
В машине, заняв своё место рядом с водителем и, как всегда, напряжённо вытянувшись над сидением, он, лишённый недугом физической возможности оглянуться на собеседника, рассказывал мне, посылая слова вперёд – в сторону лобового стекла:
- Классная руководительница действует по принципу «и нашим, и вашим»: мне сообщила о ёлке – а ей (он, конечно, имел в виду свою бывшую жену) – о том, что я приду. И та лишила девочку праздника, оставила утренник без Снегурочки – увезла ребёнка в кукольный театр…
Водитель молча слушал, потом вжруг сказал:
- Знаете, я уж вас, пожалуй, доставлю до дому – что вы будете стоять и мёрзнуть, неизвестно, удастся ли быстро схватить попутку…
И не только довёз, но наотрез отказался взять деньги. Пусть всегда светит тебе в жизни удача, добрый человек!
Свободное копирование
