Прошло ещё несколько лет. Я уже работал журналистом, у меня рос сын… Дело было где-то в начале или середине 60-х, и как-то раз, 30 марта, я отправился на традиционный вечер встречи разных поколений выпускников. Традиция эта была заложена ещё при нас и ежегодно соблюдалась, - кажется, соблюдается и теперь, причём оказалось, что место встречи изменить не только можно, но иногда неизбежно приходится! Во всяком случае, мне известен факт, что в Хайфе такие встречи проводятся иногда на берегу Средиземного моря. Может быть, теперь они бывают и на берегах Тихого, Атлантического и даже Индийского океанов? Разлетелись птенцы нашей школы по всем уголкам планеты!
Но тогда, в 60-х, адрес был один… Правда, из выпускников 40-х – начала 50-х явилось лишь несколько человек, вокруг стайками толпилась молодёжь позднейшего времени: молодые парни и девушки, учившиеся уже вместе… А из нашей, мужской школы я встретил Валю Берлина, шедшего двумя-тремя годами позади. Теперь это был уже не мальчик, но муж, хотя такой же смуглый, пухлощёкий и курчавый, всё так же напоминавший мне портрет юного Пушкина. И Валя мне рассказал о тяжкой, разрушительной болезни, постигшей Юру Божко.
- Он на какое-то время вообще потерял способность двигаться, - рассказывал Валя. – Но это не паралич, а болезнь суставов, какая была у Николая Островского. От Юры в то время ушла жена, забрав незадолго перед тем родившегося ребёнка. Правда, к больному позже вернулась способность двигаться, но жена к нему не вернулась – и стала всячески противиться его попыткам увидеться с дочерью.. Живёт он по-прежнему вместе с мамой, но в новой квартире, которую его семье предоставили на работе, полученной по институтскому распределению - Ты зайди к нему, сказал Валя, – он будет очень рад. Вот тебе телефон…
Я позвонил – Юра и в самом деле обрадовался. Я отправился к нему за Госпром – в дом возле 105-й школы, где когда-то выступал перед ранеными в госпитале. Несколько новых в то время домов образовывали большой прямоугольный двор, в котором стоял многоэтажный корпус на три-четыре подъезда, и в одном из них на первом этаже была двухкомнатная квартира Божко. Одну комнату занимала его мама, Александра Алексеевна, с которой я до сих пор не был знаком, другую, большую - Юра: здесь он спал, здесь, как выяснилось, и работал – несмотря на глубокую инвалидность, он продолжал трудиться. Впрочем, об этом позже.
Убранство комнаты, мебель – всё здесь было предельно простое и… старомодное: большой двухтумбовый письменный стол с кипами книг и чертежей, диван со спинкой, в углу, у окна – никелированная кровать, на которой Юра и проводил, лёжа большей частью на спине, сутки почти напролёт… На стене над письменным столом висел большой выполненный «в цвете» чертёж: общий вид фасада «Дворца Советов» в Москве – Юрин проект, след участия в каком-то всесоюзном конкурсе. Известное по множеству публиковавшихся картинок сверхвысотное «одоробало» - огромную вавилонскую башню с гигантским изваянием кургузого Ильича, простершего руку в направлении коммунизма, уже не планировалось построить на месте снесённого в 30-е годы Храма Христа-Спасителя. Но правители ещё не оставили тогда затеи построить Дворец Советов в этом или в каком-то другом месте столицы. Впервые увидав по телевизору московский «Белый Дом» (нынешний Дом правительства России), я вспомнил Юрин эскиз Дворца Советов: между реальным зданием и Юриным чертежом – некоторое сходство (возможно, случайное). Мама, уже очень старенькая к тому времени, всё же ещё сновала по квартире, занималась готовкой пищи и другими хозяйственными делами. Оказалось, его не оставили в беде школьные товарищи-одноклассники – и их классный руководитель Надежда Михайловна, - та самая «Наденька» Ратнер-Дорогая, о которой уже немало рассказано в этой книге. Это был класс, где учился мой приятель ещё по Златоусту Валера Куколь, Ваня Саратов, а также Миша Раскин (их имена тоже известны уже читателю) и ещё несколько превосходных ребят, которых я хорошо помнил: Толя Пищик, Дима Шабадаш, Алёша Добродеев, Дима Сорока и другие. Они охотно приходили на помощь Юре в разных хозяйственных делах. У инвалида с ограниченной подвижностью масса проблем, о которых здоровый человек и не задумывается. Например, подойдя к двери и позвонив, я подумал: кто же откроет мне дверь? Из квартиры до меня донесся из радиодинамика Юрин голос: «Феликс, ты?» Ответив утвердительно, я услышал щелчок механизма и, толкнув дверь, вошёл в квартиру. Сейчас, с развитием автоматической блокировки дверей, это никого не удивит, но в СССР того времени было новинкой. Устройство для дистанционного открывания входной двери смонтировал по Юриной просьбе, если правильно помню, Дима Шабадаш (в начале 90-х мы виделись с ним в Хайфе, где он обосновался после выезда в Израиль).
Свободное копирование
