Перепиской с отцом занялась Люба. Она писала ему письма одно за другим, дважды вкладывала в конверты фотографии своей семьи и сестры, на которой та стояла возле фонтана, держа за руку маленького сына, тоже Володю, одетого в матросский костюмчик. Из Ирана же с интервалом в месяцы и годы шли письма полные отчаянья: "Справочное бюро. Дорогие товарищи! Прошу Вас… что с такого числа, т.е. полтора месяца тому назад я получил адрес от местных властей г.Хамадана и до сих пор ответа нет… Прошу Вас разыскать точный адрес моей супруги и дочери Любы." "Здравствуйте дорогие дети Люба и Инна, и Полина. Шлю я вам свой сердечный привет всем. Простите не знаю имена. Я жив и здоров, чего желаю и Вам. Люба, я получил этот адрес через советское общество Красного Креста в г.Хамадане 25.2.1967 г. От вас не получил ответа. 8 мая 1970 года был передан по московскому радио мой адрес, но до сего времени я не получил от вас ничего. Пока писать больше нечего. До свидания. Ваш отец…"
"Здравствуйте дорогие дети… я опять получил от властей тот же адрес, написал вам, а ответа не получил. Прошу не отказать в просьбе, написать несколько строк, чтоб порадовать меня… Прошу пожалуйста не полениться написать несколько строк… Пока до свидания. Жду ответа, как соловей лета".
Потом пришло письмо из Красного Креста за подписью Зам.начальника Управления по розыску Исполкома СОКК и КП СССР В.Фатюхиной: "Уважаемая Любовь Семеновна! Направляем Вам конверт с адресом Аврамовой Сони из Ирана. По видимому, Ваш отец проживает по этому адресу в настоящее время. В 1968 году нами был направлен Ваш адрес для передачи его Вашему отцу, который Вас разыскивал из Ирана в Общество Красного Льва и Солнца Ирана, однако, связь, видимо, между Вами установлена не была. Поэтому, рекомендуем обратиться по адресу, указанному на конверте. Прошу обратить внимание также и на обратную сторону конверта, так как следует писать адрес и на русском и на персидском, либо, английском языках". Стало ясно, что ни одного Любиного письма Семен не получил, и хотелось верить, что причиной этому было лишь отсутствие надписи на конверте на английском или персидском языках.
. . .
На протяжении всех этих лет Василий и Полина продолжали жить обычной, как у большинства людей, жизнью. По вечерам в их доме собирались многочисленные соседи. Все рассаживались за длинным обеденным столом, покрытым льняной скатертью, раскладывали перед собой карточки лото и выбирали "крикуна", человека, достающего из тряпичной сумки шары и громко произносящего их номера. Чаще всех "кричал" Василий, знающий много разных шуток-прибауток. Иногда по одной карточке доставалось и внукам. Полина насыпала каждому в ладошку мелких монет, и Таня, и братья ее, становились полноправными членами "домашнего казино".
На рассвете, собираясь на рынок, Василий и Поля укладывали в сумки букеты самодельных цветов из бумаги или поролона, украшенных сухой степной травой - кермеком. Он рос на нераспаханных полях редкими кустиками и хромой Арчил, уезжая на электричке за город, ходил подолгу от одного кустика к другому, постепенно набивая травой заплечный мешок. После таких походов ныла раненая нога, но именно из-за нее ему пришлось оставить шахту. На рынок они ездили по любой погоде. Полина, сидя на небольшой скамеечке, высотой всего на ладонь-другую от земли, трясясь от холода или истекая потом от жары, ждала своих покупателей. Иногда к ней подходили солидные люди, проверяли патент на занятие торговой деятельностью.
С рынка супруги возвращались часа в два, и в сумке у Полины каждый раз были банки с кислым молоком для каждого члена семьи и теплые пирожки с повидлом. И дети, и внуки ждали эту еду с нетерпением. Вкусно!
Внучка Таня болела часто, то ангиной, то воспалением легких. Полина старалась держать ее при себе. - Откуда у молодых опыт лечения, - говорила она мужу, а Василий и не был против, наоборот, обходя "барахолки", он умудрялся покупать девочке цигейковые шубки, меняя их по мере роста, оберегал свою любимицу от зимнего холода. Летом он тоже жалел ее, по - своему. И жалость эта проявлялась в том, что именно ей он доверял доставать из страшного, залитого темной водой, погреба, находящегося под соседским домом во дворе, бидон с холодной водой в самый разгар жары.
-Таня, - звал Арчил внучку, -"цкали"…И девочка бежала к погребу, опережая двоюродного брата, брала длинный железный крючок и подтягивала плавающую посудину к первой, не залитой водой ступеньке, а потом опускалась за бидоном, напряженно глядя на водяную рябь. А сзади не опередивший ее Вовка, кричал:
-Там "водяной", сейчас он тебя схватит, - и хихикал потом, видя раскрытые от ужаса девичьи глаза.
-Молодец, смелая девочка, - хвалил ее дед. Таня гордо показывала брату язык, и совсем не понимала, что именно так дедушка воспитывал в ней мужество, как, впрочем, и в жене, Полине, когда однажды пошутил над нею, сидя за столом, на котором стояли тарелки с белоснежной брынзой, истекающими соком разрезанными помидорами и дымящимся острым ароматом лобио: - Слышь, Марфа, не понимаю я, как вы, русские, питаетесь пресной пищей. Все горцы едят острые блюда, потому и живут подолгу. Если съешь стручок горького перца, я тебе пять рублей дам.
-С чего это ты взял, что я перец твой съесть не смогу, - возмутилась Полина. Это, что же, кавказские бабы могут, а я нет! Давай, съем.
Она откусила кусочек от красного сочного стручка и начала задыхаться тут же от ожога языка и нёба, хватая воздух ртом, как рыба вынутая из воды.
-А-а… не съела, не получишь пять рублей, - потянул Василий голосом, не подавая виду, что испугался за жену. Но та, отдышавшись, положила в рот вторую половинку и, разжевав ее, проглотила, заливая пожар во рту сладким компотом. Из глаз ее текли слезы.
Арчил, пробормотав: - Вот я дурак, - достал из кармана "пятерку" и положил на стол:
-Твоя взяла, но больше так не делай.
Полина, промокнув краем платка глаза, позвала к себе внуков, резвящихся во дворе, и сказала им: - Вот, разменяйте и поделите между собой. Сходите в кино, на качели, по шоколадке купите, да по мороженому себе и мне.
- Ура! - закричали дети от такого неожиданного везения и, убежав, забыли сказать бабушке "спасибо".
-Вернутся, сделаю им замечание. А пока пусть гуляют, - мудро рассудила она и гордо посмотрела на мужа взглядом победителя.