Отец Константин

Одним из следствий гонений на Православную церковь явилась пропасть, образовавшаяся между теми, которые пострадали, и теми, которых «не коснулось». Отец Константин, священник из храма Св. пророка Илии, расположенного неподалеку от станции метро «Преображенская площадь», был из числа детей и внуков «пострадавших». Дед его – священник – погиб на Соловках еще в 1930-е годы. Впрочем, сам о. Константин стал священником в сравнительно благополучное время, после того как между коммунистическими властями и Церковью уже был заключен своеобразный «конкордат», впрочем, неоднократно властями нарушавшийся, например, во время т.н. «хрущевских гонений». Как бы то ни было, травма, нанесенная всей его семье мученической смертью деда, оказалась столь глубокой, что о. Константин не мог духовно распрямиться и увидеть, что, пока он пытался приспособиться и выжить, родилось и устремилось в Церковь новое поколение, пребывающее в полном и искреннем неведении о Боге и жестоких гонениях на верующих. Неведение это объяснялось вовсе не одной лишь глупостью и черствостью, но, в первую очередь, планомерным атеистическим воспитанием. Мне еще относительно повезло в смысле духовного просвещения. У меня было Евангелие и доступ к самиздатской литературе, в которую попадали и глубоко религиозные по духу произведения. В качестве примера могу привести статью "Русские судьбы" православного писателя-диссидента Феликса Светова в сборнике «Из-под глыб», которую я прочел вскоре после своего крещения, в октябре 1976 г. В этой статье содержался призыв к интеллигенции вернуться в Церковь. Сам Феликс Светов был сыном известного советского историка Фридлянда, репрессированного в 1937 году. Именно под влиянием этой статьи я и направил свои стопы в храм Св. пророка Илии в Черкизово и наивно (как сейчас понимаю) попросил незнакомого мне священника (о. Константина), который лишь чисто внешне понравился мне, стать моим духовным наставником. Скорее всего о. Константин вовсе не обрадовался такому обороту событий, даже, быть может, заподозрил неладное, а именно, что я специально заслан к нему в качестве провокатора или осведомителя. В отличие от монахов-старцев он не обладал прозорливостью и, будучи обременен семейством, не имел права рисковать. Трудным моментом для него было мое признание, что в моих жилах течет еврейская кровь: в евреях о. Константин привык видеть наиболее жестоких и непримиримых гонителей Православной Церкви.