В мире существует множество эталонов - тщательно изготовленных умелыми людьми образцов меры веса, длины, еще чего-то, служащих для проверки таких же мер, находящихся в обращении. Но ни одному человеку не удалось еще и никогда не удастся изготовить эталон душевной боли. Она, эта боль, каждый раз проявляет себя по разному: то заставляет метаться по комнате в поисках чего-то неосознанного, что могло бы избавить душу от нее, то, напротив, придавливает своей тяжестью к постели так, что не остается сил шевелиться даже. И только голосам детей, иногда тревожно вскрикивающих во сне, удается выводить из безразличного ко всему на свете состояния, воспаленное горькими мыслями и дикой тоской по мужу сознание женщины. Но так бывает ночью.
Днем же, Полина полностью заменила Семена в мастерской. Она не только сохранила всех клиентов, но и расширила свой "бизнес". Накупив сапожных щеток и разной ваксы, женщина начала чистить обувь всем желающим, беря за это невысокую оплату. Люди потянулись к ее ларьку: кто из чистоплотности, кто из сострадания. Но проявлять это сострадание открыто не решался никто. Уж очень гордой была женщина и отвергала всякую жалость к себе. Сама же Полина готова была прийти на помощь любому, кто в этой помощи нуждался.
Люба всегда была рядом. Она садилась на маленький стульчик, немного поодаль от мамы, настолько, чтобы не слышать резкого запаха обувного крема, и терпеливо ожидала, когда мама даст ей какое-нибудь поручение. Девочке нравилось, что мама Поля считает ее взрослой и доверяет ходить в магазин или подметать пол в мастерской после работы. Еще Любе нравилось рисовать палочкой или тугой травинкой на влажной земле, не замощенной гладкими камнями, как вся остальная мостовая, и потому чернеющей вокруг ствола дерева, спасающего ее от жары густой тенью. Люба часто увлекалась этим занятием, воображая, будто она - умелый художник. И лучшими своими рисунками девочка считала те, на которых были изображены и мама, и папа, и она сама с сестренкой Инной. И ничего, что каждое утро на месте Любиного рисунка оказывались следы от метлы уличного уборщика. Она нарисует эту картину опять…
Вот и сейчас девочка настолько увлеклась своим занятием, что не заметила, как упала наземь с ее головы панамка и осталась лежать рядом, перевернутая книзу дном. Не сразу увидела Люба и то, как посыпались в ее шапочку мелкие монеты. Люди, проходящие мимо, думали, что просит девочка милостыню, и проявляли свое милосердие.
Когда же монеты, падая одна на одну, начали звенеть, подняла Люба голову на этот звон и увидела свою упавшую панамку, и деньги в ней. Обрадовавшись внезапному богатству, девочка собрала монеты в ладошку, и побежала радостно за конфетами, теми, "Кавказскими", которые раньше покупал детям отец.
С конфетами Люба вернулась на прежнее место. Она хотела, было, подойти к маме, рассказать ей о свершившемся чуде, угостить ее лакомством, но та разговаривала с какой-то бабушкой, а Любе нельзя было перебивать разговор. Девочка ждала-ждала, рассматривая яркие бумажные обертки, когда же, наконец, освободится мама, вспоминала папу и совсем не заметила, что съела сама все шесть конфеток Но тут же сообразив, как исправить оплошность, девочка опять положила панамку на землю…
Через время чудо стало понятным, но девочке была приятна людская доброта. Теперь она уже наблюдала, как прохожие останавливаются около нее, косят взглядом на работающую в стороне маму Полю, чистящую чей-либо ботинок и переговаривающуюся с очередным клиентом, а затем, доставая из кармана монетку, бросают ее в Любину шапочку и продолжают свой путь.
Через время, девочка повторила поход в магазин, ей захотелось купить для мамы шоколадку, но денег оказалось мало. Люба оглянулась на рассматривающую витрину женщину и обратилась к ней:
-Тетя, дайте мне денег!
Женщина удивленно взглянула на девочку и ответила:
-Как не стыдно тебе? Нехорошо просить деньги у людей! Кто заставляет тебя делать это?-
Незнакомое ранее чувство стыда заставило ребенка выбежать из магазина и стремглав броситься к матери:
-Мама, мама, забери эти деньги! Я не просила, люди их сами в панамку бросали! -
-Какие деньги? - встрепенулась Полина и, осознав вдруг, что произошло, возмущенно закричала:
-Никогда! Слышишь? Никогда не проси милостыни, ни у кого! Свое, что имеешь, отдай, но сама не проси! Ты все поняла?
Она больно сжала Любину ладонь, потом резко оттолкнула от себя руку несмышленой дочери, сгорбилась вся, закачалась, как маятник. Но уже через минуту, выпрямившись, Полина притянула негромко плачущую девочку к себе, и обе они замерли, слившись телами в один живой комок, пульсирующий той ночной болью, эталона которой никто и никогда не сможет изготовить. И в этот миг не слышала городского шума усталая женщина, все звуки для нее слились в испуганный детский шепот:
-Прости меня! Прости меня!- всхлипывала Люба. Ей было, отчего плакать. Никогда раньше не кричала на нее мама.
|
|
Опубликовано 27.03.2015 в 19:17
|
Свободное копирование
