Понедельник. Больше месяца я не брал в руки пера. Последние строки мною написаны 7 января. Значит, прошло сорок дней. Как-то не верится. Как будто вчера это было, и в то же время кажется, что прошла целая вечность и все представляется мне как бы в тумане. Иногда не верится, было ли это в действительности. Слишком уж необыкновенная и страшная она, эта действительность, чтобы сразу можно было в нее поверить, а не счесть какой-то фантастической сказкой. А между тем все это было, и было все-таки очень недавно.
Я стараюсь напрячь все свои силы, чтобы восстановить все в своей памяти, и вот передо мной уже ясно намечается общий фон прошедшей предо мной картины прошлого.
Я говорю “прошлого”, хотя настоящее мое положение — далеко не светло. Вокруг себя вижу все те же решетки, за углом слышу мерные шаги часового, за окном вижу высокие зубчатые стены, да вечных свидетелей моего бодрствования и сна — неизбежных, как смерть, и надоевших, как зубная боль, тюремных надзирателей.
Но дело в том, что настоящее мое положение резко отделяется от прошлого.
Я человек. Я новорожденный. Я получил опять право на жизнь, отнятое у меня еще недавно. Теперь я могу сказать, что родился я не один, а два раза. Первый раз я увидел свет 5 октября 1893 года. Прожил я двадцать шесть лет без одного месяца и одного дня.
4 сентября у меня было отнято именем закона право на жизнь. Этот день я могу считать последним днем моей первой жизни — я вступил как бы в небытие.
Надо мной повисла неизбежная неумолимая угроза смерти... но отличающаяся от смерти естественной. Последняя также неизбежна, но в близость ее по отношению к себе никто не верит. Потому у всякого здорового человека мысли о смерти почти никогда не возникает, и он думает только о живом, о том, что он будет делать в дальнейшем. Больной чаще думает о смерти, но в то же время надеется, что авось выздоровеет.
И вот надо мной, человеком физически здоровым, никогда о смерти не думавшим, нависла тень насильственной смерти. Она не прямо ко мне подошла и пахнула мне в лицо своим тлетворным дыханием, а медленно подкрадывалась исподтишка, а 4 сентября вдруг появилась, стала от меня на некотором расстоянии и оскалила зубы. Она не посмела еще ко мне подойти, она ждала чьего-то знака, чтобы на меня наброситься, но она была уверена, что уж я-то от нее никуда не уйду. Думал и я, что не уйду от нее, только знал, что сейчас она еще подойти ко мне не смеет, но скрываться от нее я уже больше не мог.
Почти пять месяцев она неотступно стояла передо мною днем и ночью. Куда бы я ни пошел, она неотступно следовала за мной. Я старался забыться, но это было не в моих силах.
Костлявая, с косой в руках, она была не видением, а действительностью.
Еще 28 января нам сообщили, что ВЦИК заменил расстрел пятнадцатью годами принудительных работ с последующим применением амнистии.
Свободное копирование
