Как ни старались все маскироваться в костюм дружества, как ни старались пить круговую чашу и веселиться, во всем проглядывала натяжка, каждое слово, Каждый шаг рассчитывался.
Наташа страдала от промахов мужа, между тем как их откосили к ее влиянию на него; вина ее была только в том, что она не жаловалась и старалась извинять его.
Ник и Грановский больше всех понимали Наташу. Между ею и Ником, нежным, деликатным, с любящим сердцем, не было и тени недоразумения.
Грановский доверял ей все, даже свои домашние невзгоды, и если бы не роковое влияние одной из их круга, то навсегда остался бы ее другом.
Наташа, заранее подготовленная отзывами Александра о Кетчере как о личности замечательно честной, доброй и благородной, и благодарная за его помощь при их женитьбе, за его участие во время болезни ее детей, любила и уважала его до того, что самые резкие замечания его принимала кротко и покорно, и даже за несколько дней до смерти своей писала Т. А. Астраковой: "Для меня воспоминание о вас, друзья моего счастия, свято; несмотря ни на что, люблю Кетчера -- и порой смотрю на его соломенную шляпу... Я берегу ее как воспоминание о прошлом!"
1848 год она не жила для себя, душа ее была растерзана. Это можно будет видеть из ее писем из Парижа".
Таким образом, события в среде дружеского кружка Александра решили его отъезд за границу. Предстоящая разлука с Наташей была тяжела и горька Татьяне Алексеевне. Она утешала ее скорым свиданием. Александр располагал через год возвратиться. "Поездка наша, -- говорили они, -- как нам, так и друзьям нашим, принесет много пользы. Мы отдохнем, освежимся, они одумаются, больше оценят нас и простят наши невольные проступки".
Когда решено было, что Александр с семейством едет за границу, и он перед отъездом объявил это уже серьезно, как дело неизменное, все как бы встрепенулись и почувствовали, что с отъездом его изменяется и общая жизнь этого кружка.