"7 июня 1839 г. Владимир.
Любезнейший и почтеннейший друг Александр Лаврентьевич! Многое совершилось с тех пор, как я писал к вам, но третьего Герцена нет; неопытность наша ошиблась целым месяцем, впрочем, ждем с часу на час, Бог да благословит новое существо, назначенное представителем его славы на земле! Но что же это многое? Огарев прощен высочайшим повелением в конце мая, и теперь ждут многие того же, и я в том числе; все это по случаю свадьбы великой княжны. Он скоро поедет в Москву, и тогда я ему передам ваш привет, и он его примет со слезою. Не обижайтесь нескромностью, как вы пишете, его выражений; он был так увлечен рассказом о вашем великом создании, так увлечен рассказом жизни, которая почти с первой юности посвятилась во славу и прославление бога и перешла все земное -- от кабинета артиста, через кабинет императора, до кабинета, засыпанного снегом в Вятке, и что nonobstant {Невзирая на (франц.).} всего этого, творение росло, идея выражалась яснее, идеал не померкнул. (Он говорит, что надобно его воздвигнуть в Англии, там не пожалеют денег.) Вот отчего с таким восторгом писал он к вам, и да будет и это доказательством, что есть люди, вполне понявшие величие вашего идеала и у которых ни годы, ни расстояния не охладят любви к художнику, творцу идеала.
Ежели придет моя индульгенция, то я уеду на август и сентябрь в отпуск, потом возвращусь сюда прослужить до ноября. В ноябре пойдет обо мне представление в чин асессора, и тогда я тотчас перееду в Москву. Батюшка купил для нас новый дом, рядом с своим (принадлежавший генералу Тучкову); намерен потом в виде прогулки съездить в Петербург. Только не на службу... О нет, пока довольно! Мне кажется, если б в ваши желания входило возвращение в Москву, то это не совсем трудное дело теперь. Но что вам Москва с своею дороговизной?..
...Александр Лаврентьевич, пришлите же большой проект в византийском стиле. Наташа -- одна из самых фанатических поклонниц ваших -- жмет вам руку дружески, крепко. Любите нас, любите и не забывайте Л. Герцен".
"8 июня.
Моя поэма "Вильям Пен" идет очень успешно. Сообщите, пожалуйста, Скворцову приятную весть об Ог<ареве>..."
"14 июня 1839 г.
Вчера в двенадцать утра явился на свет Саша. Все до сих пор чрезвычайно легко и благополучно.
Вы знаете очень хорошо чувства, которые волнуют отца при рождении, особенно первенца. Я плакал, я стоял на коленях перед распятием, я дрожал от страха, и этот страх происходил не от одного вида ее страданий, а от огромности дела отцовского. Мой сын относится ко мне так, как новое поколение к старому, moi je donnerai la première impulsion {это я дам первый толчок (франц.).} его верованиям, его убеждениям, я устремлю его к тому или другому и, следственно, часть судьбы его зависит от меня. Какая ответственность, но у него есть еще мать с душою ангела, -- ей предстоит религиозно-эстетическая часть.
Господи, помоги нам исполнить великое дело воспитания, помоги поставить его на путь правдивый (хотя бы с этим и были сопряжены тяжелые несчастия земной жизни)! Молю тебя!
Сообщите эту радостную весть для нас Авдотье Викторовне, Прасковье Петровне, буде ее письмо мое застанет (вероятно, она получила посланные ей пятьсот рублей), Вере Александровне...
Обнимаю ваших малюток. Да будет над ними благословение неба. Проект-то пришлите, сделайте одолжение, и -- довольно. Друг ваш.
15 июня, одиннадцатый час. Все пока, благодарение богу, хорошо. Помолитесь же о малютке и о матери",
Свободное копирование
