Наступил вечер, мы все стремились максимально использовать подготовленную внутрилагерную проволоку для перехода возможно большого количества пленных на территорию 4-го блока, не охраняемую немцами, для того, чтобы резать лагерную капитальную проволоку и выйти на свободу. Как раз с этого моста лагеря расстояние до ближайшего леса было наикратчайшим, не превышающим одного километра. Врачи шли на проволоку в строгом порядке, который наблюдался нами. Выходили по двое. К утру из десяти врачей осталось лишь четверо: я с Ибрагимовым и Мамедов с Мирзояном. Ушли за проволоку ряд лиц из среднего медперсонала и некоторые больные. Если бы немцы вздумали собрать нас, то сразу обнаружили бы отсутствие многих врачей и других медработников. Пока мы заняты своими мыслями, неожиданно перед нами появляется оберцалмайстер, главный бухгалтер лагеря. Он сразу хочет показать свою власть над нами. "Всем врачам, - говорит он, - нужно быстро собраться и отправиться на вокзал для эвакуации первым же поездом!" Этот приказ застал нас врасплох, он подействовал на нас оглушающе. Выполнение его - это провал наших планов побега из плена! Товарищи смотрят на меня, и я читаю в их глазах - "выручай!". Выступаю вперед:
- Господин оберцалмайстер, - говорю ему, - разве мы имеем право не выполнить указания оберарцта Харвальда эвакуироваться со своими больными?
- Как, разве оберарцт говорил Вам об этом? - спрашивает он. Тут со всех сторон, поддерживают меня: "Да, да, оберарцт приказал нам не оставлять своих больных!".
- В таком случае оставайтесь, подготовьте больных к эвакуации, как только подадут поезд!
Оберцалмайстер не знал, что "эвакуацию" мы уже начали еще ночью, она идет успешно. Но его заявление сильно встревожило нас. Дело в том, что в последние месяцы немецкое командование не только нашего лагеря, во и других лагерей сильно боялось "каверз" со стороны офицерского состава пленных. Поэтому вдруг они стали допытываться, кто в каком звании был в своей армии. Мы решили ускорить нашу "деятельность" по эвакуации, но не на запад, а на восток, чтобы поскорее присоединиться к своим войскам и продолжить войну с немецкими захватчиками, принесшими столько горя нашему народу. Естественно, это было нелегко, но терять нам было уже нечего. Пленных стали направлять за уборную, чтобы они прошли на территорию бывшего 4-го блока, а там попрятались в пустых бараках до вечера, чтобы ночью уйти через основную проволоку, которая была подготовлена. Это стало возможным ввиду сумятицы среди немцев и резкого уменьшения охраны. Теперь часовой просматривал расстояние лишь в несколько шагов: от ворот первого блока до уборной, а за нею было значительно выше и не видна была проволока, отделяющая первый блок от четвертого (теперь свободного). Но нас было много, трудно было пропускать мелкие группы через проволоку так, чтобы не привлечь внимание часового, расхаживающего здесь взад и вперед. Короче, "пропускная способность" подготовленного участка проволоки была небольшой. Это усиливало наше волнение. Но больше всех нервничал мой друг хирург Гоги, принявший отчаянное решение:
- Разрешите, я спрячусь в уборной, пока придут наши, - сказал он, хотя сам был не уверен в разумности своего замысла.
- Как это, спрячешься в уборной, - говорю я, - разве туда не зайдут, не проверят?
- Нет, я залезу внутрь, там неполно... побуду там, пока немцы уйдут, а там придут наши!
Мы все молчали, видя это непреодолимое желание бежать из плена и дойти до своих. В наши планы, в случае неудачи с побегом, входило: попытаться спрятаться в многочисленных бараках лагеря, зная, что у немцев может не остаться времени их поджечь, или в инфекционном отделении (но тут немцы могут перестрелять всех). Был еще план спрятаться в подвале аптеки, куда были спущены 10 литров воды, хирургические долота, молоток, лопаты, старые одеяла и шинели, немного продуктов. Но мы отдавали себе отчет в том, что в случае обнаружения нашего тайника, мы будем расстреляны, а может быть, заброшены гранатами. Много было у нас планов на случай неудачи побега, но прятаться в нечистотах? Нет, такое могло придти в голову переутомленному, отчаявшемуся мозгу... Гоги, помолчав, ушел.